Джим Батчер - Поле Битвы

— Рудольф! — с непререкаемой властью в голосе сказала Мерфи. — Мы пытаемся тебе помочь. Иисус, Мария и Иосиф, парень, хотя бы убери палец со спускового крючка.

Рудольф снова навел оружие на Мерфи и начал визжать тонким голосом, тыкая стволом вперед, для выразительности:

— Мне не нужны твои...

Пистолет выстрелил.

Пустой гранатомет упал на улицу с металлическим звоном, забрызганный алым.

Мерфи свалилась, как подкошенная.

Рудольф стоял там, ошарашенный резким звуком. Он посмотрел на пушку. Затем на Мерфи.

— Что? Что?

— Врача! — заорал я, бросаясь вперед. — Врача! Врача!

Мерфи лежала на улице позади своего мотоцикла. Одно колено было подогнуто так, что она лежала на голени. Пустой гранатомет все еще покачивался там, где упал.

Я склонился над ней. Ее глаза были широко открыты, когда она смотрела вверх.

Очередная вспышка Ока на краткий миг окрасила мир алыми тонами.

Мне было плевать.

Я разорвал на ней куртку и рубашку.

Пуля попала ей в шею, на четверть дюйма выше ее кевларового жилета. Она не прошла навылет. Войдя в тело, она начала отскакивать внутри, и вышла из-под ее левого уха, оставляя за собой след изувеченной плоти. Кровь фонтаном хлынула из раны.

— Кэррин, — произнес я. — О Боже.

Я сорвал с себя пыльник, торопливо стащил через голову рубашку, свернул из нее подушку и прижал к зияющей ране. До тех пор, пока я не пытался двигать плечом, моя раненая рука немного функционировала. Я мог использовать обе руки.

— Врача!

Столько крови. Она насквозь пропитала мою рубашку.

Я услышал, как кто-то бежит в нашу сторону.

— Кэррин, я здесь, — умоляюще говорил я. — Помощь на подходе. Держись.

Она закашлялась кровью.

— Гарри, — сказала она.

Ее губы покраснели от крови, когда она произнесла мое имя.

Ее голос был прерывистым.

— Я здесь, — повторял я. На нее было тяжело смотреть. Мир поплыл перед глазами — Я здесь.

Вокруг ее золотых волос образовалось маленькое кровавое озеро.

Бегущие шаги внезапно замерли.

Мерфи издала несколько булькающих, задыхающихся звуков

Я посмотрел наверх и увидел Уолдо Баттерса, остановившегося в десяти шагах от нас и не сводящего глаз с Мерфи.

По его лицу все было понятно.

— Нет, — причитал я. — Нет, нет, нет... Кэррин? Давай же, Кэррин!

Мгновение она смотрела на меня, уголки ее глаз сморщились, и она слабо улыбнулась. Лицо ее стало серым. Губы посинели.

— Только не от тебя. От тебя мне больше нравится «Мерф».

— Хорошо, — всхлипнул я. Мне едва удавалось выдавить из себя эти слова. — Мерф.

Она потянулась своей рукой через грудь и слабо коснулась моей руки.

— Гарри, — прошептала она. — Я люб...

Она смотрела мне прямо в глаза, и я не мог отвести взгляд. Я почувствовал, как начинаю заглядывать ей в душу.

И я увидел, как погасло пламя свечи.

Ее глаза стали пустыми. Просто пустыми, как окна заброшенного дома. Вот ее тело задыхалось, напрягалось, а лицо выражало боль и смятение.

А затем...

Остался лишь пустой дом.

— Нет, — повторял я. — Нет, нет, нет.

Я наклонился над ней. Дыхательные пути, дыхание, кровообращение. Я открыл ее рот и, пытаясь убедиться, что там ничего нет. Но он весь был заполнен кровью.

Я не мог видеть ее такой. Я рыдал. Я все равно приник к ней, делая искусственное дыхание.

— Гарри, — позвал Баттерс надломленным голосом.

Я сделал пять глубоких выдохов со вкусом крови.

— Держи давление!

Баттерс упал на колени, его тело двигалось на автопилоте, а лицо было ошеломленным. Он положил руки на подушку, а я делал массаж сердца.

Опустевшему дому.

Я наклонился, чтобы снова вдохнуть воздух в Мерфи. Потом еще массаж.

— Гарри, — звал Баттерс. — Гарри.

Пять выдохов. Массаж. Было тяжело. Через пару минут у меня чертовски закружилась голова.

— Гарри, не получится, — сказал Баттерс. — Не получится.

— Давай! — кричал я. — Мерф, ну же!

И снова я пытался вдохнуть в нее жизнь.

Я сломал ей ребро, продолжая давить на грудную клетку.

Но все было зря.

Ничего не осталось в пустом доме.

Я ощутил, как Баттерс взял меня за руки. Он мягко отвел их от тела.

— Гарри, — сказал он хриплым голосом. — Гарри, даже если бы она находилась на столе, когда это случилось...

Я не отводил взгляда от ее лица. От ее глаз.

Я слишком боялся заглянуть Мерфи в душу. Каждый, кто смотрел в мою, видел там что-то, что им не нравилось. Я боялся потерять ее и никогда не позволял этому случиться.

А теперь было слишком поздно.

Глаза — это зеркало души.

И глаза Мерфи отныне не отражали ничего.

Некуда было заглядывать.

Я прижался лбом к ее лбу и заплакал. Беспомощно. Я закричал в гневе и отрицании произошедшего. Я знал, что этот уродливый звук едва ли можно было назвать человеческим.

Я почувствовал руку Баттерса на своем плече.

— Гарри, нам нужно идти. Сейчас же.

Я стряхнул его руку, грубо дернув плечом.

Он положил ее снова.

Мерфи больше нет.

И Зимняя мантия ничего не могла с этим поделать, даже меньше, чем ничего, чтобы заглушить эту боль.

Я провел рукой по ее волосам. Ее голова была еще теплой. Я все еще мог ощущать аромат ее шампуня сквозь железный запах ее крови.

Я почувствовал, что снова начинаю кричать. Но я схватил этот крик и хладнокровно задушил его.

Я потянулся вниз и поцеловал ее в лоб, закрыв глаза. Я почувствовал, как во мне поднимается боль. И я принял ее. Приветствовал ее. Я видел, как будущее, которое мы хотели, умирает на моих глазах. Я позволил боли сжечь все несущественное.

А когда я вновь открыл свои глаза, все в мире стало серым.

Кроме Рудольфа.

Рудольф был залит светом цвета крови Мерфи.

Он вздрогнул, когда мой взгляд упал на него.

Баттерс понял, что происходит. Где-то вдалеке я услышал его предупреждающий голос

— Гарри. Гарри, что ты делаешь?

Рудольф в ужасе попятился назад. Он целился в меня пистолетом, но мне было все равно.

— Подожди. Подожди. Я не хотел...

Я встал.

— Гарри, нет! — резко вскрикнул Баттерс.

Рудольф развернулся и бросился наутек.

Это все упрощало.

Я бросился за своей добычей.

Ненависть утешает.

Ненависть чиста.

Никаких вопросов, никаких забот о том, что правильно, а что нет, никаких придирок к мотивации или цели. Никаких сомнений.

Ненависть проста.

Рудольф бежал. Я преследовал. И поймай я его, то прикончил бы максимально мучительным образом.

Больше ничего не имело значения.

Стоило отдать парню должное, он хотя бы умел двигаться. Рудольф всегда заботился о своем внешнем виде, что, очевидно, предполагало не только дорогие костюмы, но и интенсивные кардио тренировки. Он хорошо умел бегать.

Чего у Рудольфа не было, так это моих способностей к концентрации и трезвой оценке ситуации. А еще он не загонял себя до полусмерти пробежками каждое утро на протяжении долгих месяцев. Он был обычным человеком. Он чувствовал боль. В общем Рудольф находился в крайне невыгодном положении.