Джим Батчер - Поле Битвы

Я восстановил равновесие, выхватил свой взрывной жезл из-под плаща, резко наполнил его своей волей и рявкнул «Fuego!»

Сырая энергия перепуганного города перегрузило мое заклинание силой. Луч расплавленной золотой энергии хлестнул из навершия, яркий, как огонь дуговой сварки, заставив меня закрыть глаза и отвернуться от его мощи в тлеющем угольном зареве горящего города, и оставил яркое сине-фиолетовое свечение на внутренней стороне моих век.

Я немного проморгался, и обнаружил, что Йотун смотрит на меня, а значительная часть кольчуги над его сердцем светится темно-оранжевым.

— Такой крошечный огонек? — прогрохотал Йотун. — Против сына Муспельхейма?

Проклятье. Огонь был у меня в ходу именно потому, что он обычно был эффективен.

Йотун презрительно фыркнул. Затем он замахнулся топором на здание, которое оказало столько же сопротивления, сколько одуванчики мачете, и послал в меня облако битого стекла, бетона и стали.

Я вскинул руку, чтобы прикрыть лицо и поднять свой щит. Битое стекло звякнуло о заколдованный рукав моего пыльника. Один из осколков пролетел мимо, и мое ухо внезапно стало горячим и покалывающим. Остальные забарабанили по моему щиту и подталкивая меня назад, пока я не стукнулся о капот припаркованной машины, отчего из-под меня выбило ноги, и я свалился на спину на тротуар.

Мое сердце сжалось от ужаса.

Это было все равно, что драться с землетрясением — я просто носился в самой гуще событий, как последний дурак.

Свангар сделал пару громадных шагов, и его топор опустился.

Я уперся концом посоха в плечо, как будто у меня была винтовка, и закричал «Forzare!»

Этой ночью сам воздух стал слишком плотным от наполнявшей его энергии. Я влил в свое заклинание гораздо больше, чем следовало. Посох врезал мне, словно мул копытом. Я услышал, как мое плечо снова вывихнулось со слышимым рвущимся звуком и взрывом покалывания, заменяющего боль, но я выдержал и был яростно отброшен прочь от опускающегося топора.

Я налетел на другую машину, достаточно сильно, чтобы из меня выбило дух..

Йотун повернул топор вбок, как мухобойку, сделал шаг в мою сторону и занес его.

И тогда я увидел, как Брэдли, последним из компании беглецов исчез в дымовой завесе — но Мерфи с ними не было.

Она стояла рядом со своим Харлеем, и коробка с надписью «ПОХОДНЫЕ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ» была широко открыта.

Я смотрел, как она вытягивает закругленную трубу с парой рукояток и контрольной панелью, окрашенной в оливково-серый цвет. Она разложила трубу, щелкнула по ней какой-то маленькой штуковиной, подняла ее к своему гребаному плечу и легонько положила пальцы на панель управления.

— Ты бьешься, как женщина, seidrmadr, — оскалился Свангар.

— Эй, drittsekk! — крикнула Мерфи.

Свангар развернул к ней голову, его лицо исказилось от ярости.

Уголок ее рта изогнулся в ухмылке, но ее голубые глаза были ледяными.

— Я тоже.

И она выстрелила.

Я не очень разбираюсь в военной технике. Но если вы собираетесь одолеть Йотуна, по-видимому базука будет подходящим калибром.

Я, в общем-то, не видел самого полета ракеты. Эти штуки так не работают. Они движутся со скоростью пули из пистолета. Это был просто взрыв, за которым почти мгновенно последовал еще один взрыв в углублении горла Свангара. Хрясь-БУМ!

Устойчивость к огню была отличным трюком, но в конце концов, сэр Исаак всегда оставит за собой последнее слово. Огонь — это абсолют, собранная в одном месте энергия, и он всегда может стать горячее. В конечном счете, любая защита имеет предел своих возможностей, точку катастрофического отказа — и ракета Мерфи нашла этот предел.

Когда-нибудь видели, как кувалда вдребезги разбивает арбуз?

Здесь было нечто похожее.

Плоть и кровь вырвались из Йотуна в облаке воздушных брызг. Сквозь дыру в шее я мог видеть потрескавшуюся и почерневшую ключицу Свангара и его треклятый позвоночник. Йотун зашатался, врезавшись плечом в здание, его топор поднялся в последний раз — и полетел вниз, выпав из его внезапно ослабевших пальцев.

Тело гиганта раздавило два автомобиля и опрокинуло уличный фонарь, когда упало наземь. Одна вытянутая рука рухнула в трех футах от моих пальцев на ногах.

И, внезапно, вся улица притихла и замерла.

Я поднялся и направился к ней медленными шагами, держась подальше от павшего Йотуна. Было немного трудно сохранять равновесие. Может, я и не чувствовал этого, но боль физически давала о себе знать. Все мое тело неприятно покалывало.

— Бейся как женщина, засранец, — мрачно пробормотал Мерфи, сердито глядя на мертвого великана.

Она стояла с гранатометом на плече и одной рукой на бедре и улыбнулась мне, когда я подошел ближе.

— Серьезно? — осведомился я. — Базука?

— У меня их две. Та другая была для тренировки, — невозмутимо ответила она.

— Ты мне никогда не рассказывала про эту.

Ее ухмылка стала шире.

— Конечно же нет, мой любознательный мальчик. Тебе бы захотелось с ней поиграть.

Я прижал руку к своему сердцу и напустил на себя оскорбленный вид.

— Ох...

— Правда ранит, а?

— Drittsekk? — спросил я.

— По-норвежски это значит, хм... «говнюк», — ответила она. Затем взглянула на мое лицо, — Я же коп, Гарри. Есть традиции, которые нельзя нарушать.

Прежде, чем я успел ответить, раздался исполненный паники крик Рудольфа:

— Вы оба, ни с места! Никому из вас, подонков, и сраным мускулом не дернуть!

Я моргнул и посмотрел в его сторону. У Рудольфа был синяк на подбородке, который уже распух до размера упитанной мыши. Он стоял на своих двоих, его шатало, лицо его было бледным, а глаза широко раскрытыми и растерянными. Его костюм был порван, помят и забрызган кровью из того, что казалось его сломанным носом. Но он стоял в стрелковой позиции Уивера, подняв пистолет с того места, где его выронил Брэдли, и направлял его на Мерфи.

— Террористка! — бормотал он. — Ты проклятая террористка!

— Рудольф, — сказала Мерфи, — ты понятия не имеешь, что происходит.

Белки его глаз стали еще больше.

— Ты только что убила кого-то из гранатомета!

Мерфи оглядела павшего Йотуна.

— Что есть, то есть, да.

— Эй, эй, Рудольф, — вмешался я. — Полегче. Полегче. Слушай, нам нельзя долго здесь оставаться. Больше врагов на подходе. Нам всем нужно уходить.

— Заткнись, завали хлебало! — заверещал Рудольф, переводя ствол на меня. — Закрой свою сраную пасть, кретин!

Я начал поднимать руку, чтобы направить на него волну силы и вырвать пистолет из его руки — но не смог сделать этого.

Я посмотрел на свою руку. Она меня не слушалась. Я не мог сказать наверняка, что происходит за облаком статического покалывания, заполняющего мою нервную систему. Господи, это же было то самое плечо, которое я снова вывихнул. Будучи не в состоянии почувствовать боль от травмы, я даже не заметил этого.