Джим Батчер - Поле Битвы

Смертный человек, держащий этот клинок встретил ярость Титана.

И не сдвинулся с места.

Подобный скале в море, он стоял, пока волна силы обрушивалась на него. Свет мог ослепить любого, кто находился слишком близко, из-за его абсолютной мощности. Жар терзал и рвал почву вокруг него, превращая грунт в голую землю яростным потоком энергетического насилия. В течение семи медленных ударов сердца Баттерс стоял перед этим потоком, сжимая Меч, а свет, ярость, тень и летящие обломки образовали в воздухе позади него силуэт высокой, неясной фигуры, которая сложила изящные крылья вокруг него, как орел, защищающий своего детеныша от дождя.

Затем, как страшнейший, голодный прилив, эта сила ушла.

И наступила полная тишина.

В центре круга разрушения стоял нетронутый Рыцарь Веры, сияющий в белом свете Фиделаккиуса, и этот огонь не сделал ничего, кроме того, что оставил его незапятнанным и чистым, грязь, сажа и нечистоты сгорели, пока он оставался нетронутым, его белый плащ шевелился от жара, поднимающегося от земли вокруг него, его темные глаза сверкали решимостью за дурацкими спортивными очками.

Этниу просто уставилась на него.

— А знаешь что? — заявил Баттерс, и в центре того, что выглядело концом света, его обычный человеческий голос звучал не эпически, не могуче, не смело — даже не испуганно или рассерженно. Он звучал просто... нормально. По-человечески.

И если во Вселенной и было что-то более непокорное для того мира, который создавала Титан, я даже представить себе не мог, что это может быть.

Баттерс задумчиво кивнул и продолжил:

— Я считаю, ты далеко не такая крутая, как думаешь.

Губы Этниу растянулись в презрительной улыбке.

— Узри же своих защитников, молодых богов, сильных мира твоего, беспомощно лежащими на земле, смертный.

Баттерс осмотрелся и кивнул. А затем сказал:

— Ты знаешь, кто обскакал каждого из этих ребят в тот или иной момент? — произнес он и дернул подбородком через плечо в мою сторону. — Гарри Дрезден. А ты его до сих пор не убила.

Баттерс снова поднял меч и его голос стал жестче.

— И пока я стою здесь, ты этого не сделаешь.

Глаза Титана сузились в совершеннейшей ненависти.

— Маленький. Человечек. Думаешь сможешь остановить меня в одиночку?

— Дело не во мне, — ответил Баттерс. — И я не один.

— Оглядись вокруг, глупец.

Я услышал, как в его голосе появилась улыбка, хотя он и не сделался от этого менее жестким:

— Я. Не. Один.

Я прослезился от мужества Баттерса.

Но Титан была права.

Рога Йотуна, снова прозвучал рядом неизбежным роком. Это был звук смерти моего города.

Я видел, как огромный силуэт появляется в дымке, окаймляющей южную сторону парка.

Этниу посмотрела в ту сторону, затем снова повернулась к нам, презрение обожгло края ее улыбки.

Но глупец, Рыцарь Веры, стоял на своем.

И оказалось, что это я ошибался, а глупец был прав.

Иногда в этом и заключается вера.

Иногда этого достаточно.

Громадная фигура в дыме уменьшилась с быстротой освещенной тени, и внезапно Река в Плечах, пошатываясь, вышел из пелены разрушения в чистый воздух парка. Его старый смокинг был полностью сорван. Одно его плечо висело, словно вывихнутое, а мех был спутан и покрыт серым падающим пеплом, потемневшим от крови в некоторых местах. Но он, по-видимому, нашел свои очки, и одно из их стекол было сильно треснуто.

На здоровом плече он тащил рог Йотуна.

Взгляд снежного человека скользнул по парку, и выражение его лица внезапно озарилось свирепой яростью. Огромные мускулы его руки вздулись, напряглись, он подтянул рог в нужное положение, и выдул три длинных, воющих звука из инструмента, которые сотрясли воздух ясностью своей тональностью и пустили новые трещины, распространяющиеся по кости рога.

В ответ раздался гортанный рев из-за стены затуманивающей зрение дымовой завесы, и золотисто-белое зарево внезапно прожгло пелену.

С Юга разливался свет, похожий на первые утренние лучи солнца, будто звезда опустилась на уровень улицы. Мелькнуло серебристое движение, а затем на крыше брошенного рефрижератора появилось дыхание рассвета, в виде чего-то напоминающего лошадь. Реки света текли из него, как вода, струясь в форме гривы и хвоста, а сверкающий меч, венчающий его голову, лучился, как видимая музыка. Верхом на его спине восседала Сарисса, Летняя Леди, одетая в ниспадающие пряди вьющихся серебряных волос и случайные цветочные лепестки. Она держала посох из живого дерева, покрытый свежими цветами, с медным наконечником, запятнанным кровью.

Позади нее сидела закованная в доспехи фигура с пылающим мечом. Хват, Летний Рыцарь, мой визави. Когда Летний единорог зашевелился и встал на дыбы, сверкая передними копытами, он с вызовом поднял меч.

Одновременно с этим, Летняя Леди запрокинула голову и испустила крик на одной вибрирующей ноте, и колонна великолепного золотого света внезапно прожгла дыру в дымке и облачном покрове, превратив несколько оставшихся капель дождя в рассеянный спектральный туман и пар.

Из отчаянного грохота битвы донесся ответный вопль — и столб холодного, дерзкого голубого света поднялся в ночь, исходя из стремительной, неутомимой фигуры Зимней Леди.

Возле рефрижератора на уровне земли что-то двинулось.

И барон Чикаго вышел вперед.

Марконе шагнул в яркий свет, исходящий от Летней Леди, и направился вперед, с видом того, кто намеревался пройти сквозь стальную стену. Он сменил пиджак на пару гребаных пиратских патронташей, увешанных, я не шучу, чем-то похожим на семнадцать или восемнадцать кремневых ружей — и он нес по одному в каждой руке.

Справа от него был Хендрикс, одетый в смесь тактического снаряжения и чего-то похожего на самурайские доспехи, с одним из тех автоматических дробовиков в одной руке и палашом в другой. Слева от него шла Гард в серебряных доспехах, которые блестели, даже когда на них не падал свет, надетых поверх кольчуги, которая струилась так, будто была сделана из шелка, а не из стали. В руках она несла свой боевой топор, его лезвие сияло силой пылающих рун, таких ярких, что они оставляли размытые следы остаточного изображения перед моим взором. Оба защитника последовали за Марконе.

И я мог чувствовать, как там за ним развевается знамя его воли.

За ним следовали сотни эйнхериев, включая того несчастного ублюдка на страже, которого приложила Лара, выглядевшего разъяренным и все еще слегка шатающимся от спиртного. Вместе с ними прибыли специалисты Марконе по устранению проблем, хладнокровные профессионалы, чья работа состояла в том, чтобы находить неприятности — и расстреливать их. За ними шли свартальвы, или те, кто предположительно был свартальвами — группа солдат, облаченная для войны в какие-то доспехи, которые имели завесу, встроенную в каждое снаряжение, делавшими их фигуры, по большей части, просто размытыми пятами в воздухе примерно такой высоты, чтобы их можно было принять за свартальвов.