Евгения Дербоглав - Ребус [litres]

Он говорил витиевато и одновременно бессвязно, Дитр был слишком поражен, чтобы его прерывать. Молодой человек поднял бокал и отсалютовал пустоте, не глядя даже на Дитра.

– За Эронна Ребуса, последнего, ха, представителя древнего и благородного гралейского…

Дитр тряхнул головой, поняв, что с него хватит.

– Я ищу Рофомма Ребуса, – резко прервал он алкоголика.

– Ничем не могу вам помочь, – фыркнул Эронн Ребус, осушив бокал. – Ублюдок весьма быстро передвигается, но мне его траектория не слишком интересна.

Махнув рукой на приличия, Дитр схватил у соседней обеденной группы стул и грохнул его к столику, за которым сидел его печальный собеседник. Тень внутри него затаилась, любопытствуя.

«…год девятьсот девяносто девять: смерть мальчика по имени Эронн Ребус, четыре года. Смерть наступила в результате падения с утеса, когда ребенок прогуливался со своей матерью около горного озера. Перед тем как упасть, мальчик был атакован странно взбесившимися чайками, которых не могла отогнать его мать, сопровождавшая ребенка на прогулке. Чайки нанесли тяжелые повреждения, сильно поранив ребенку лицо. По словам матери, они как будто намеренно гнали его к краю утеса…» – вспомнил Дитр то, что смог когда-то раскопать на странные смерти в семье Ребус. Сейчас этот мальчик, живой, но не совсем здоровый душевно и всемирно, сидел перед ним и проклинал некоего ублюдка, по всей видимости, того же самого, что лишил его жизни в другом временном узоре.

А тот Эронн Ребус, что сейчас печально напивался, вдруг и без расспросов шеф-следователя разразился путанной тирадой о том, где, по его мнению, сейчас шляется ублюдок, и где ему следует быть. Экспрессия перемежалась с биографическими вставками о жизни семьи Ребус. Он, Эронн, появился на свет у своей матери, уважаемой госпожи из агломерации Акк, когда у его отца уже довольно давно был Рофомм. Зачем такая восхитительная во всех отношениях дама, как мать Эронна, вообще пошла замуж за человека с приплодом непонятно от кого, Эронн мог только догадываться. Папаша, да растворится он во всемирной слепоте и наивности, души не чаял в Рофомме. Как, впрочем, и все остальные. Достойнейшая мать Эронна страдала, что ее сыну достается мало внимания, но терпела – а зря, надо было придушить ублюдка подушкой, еще когда она поняла, что беременна. О, Рофомма любили. Его отправили учиться за границу Конфедерации, в Гралею, на законника. Он, Эронн, был талантлив, куда талантливей незаконнорожденного выскочки, однако преподаватели отделения изящной словесности из зависти или косности не признавали его дара, и поэтому Эронн так и не окончил институт, и папашино равнодушие так и вовсе переросло в презрение. Нет, он и дурного слова ему не сказал – папаша вообще был рохлей и слабаком, из которого набалованный старший сын вил веревки, он не мог отругать и Эронна. Но Эронн знал, что едва папаша покинет телесное, все ценности всеми правдами и неправдами отойдут ублюдку, который лицемерно заявлял, что ему вообще ничего не нужно, ровно как и статус почетного гражданина за достижения на посту законника.

Дитр всемирным молчаливым рывком перекрыл словесный поток омма Ребуса. Тот встряхнулся и как будто протрезвел, но на деле он лишь находился под контролем шеф-следователя. Дитр не умел это делать с административной ловкостью, как, к примеру, Андра, его методами были хитрость и поиск. Но поставить всемирный контроль над слабым, потерянным разумом ему не составило труда.

– Что это за Стена, Эронн? – тихо осведомился Дитр.

– Стена? – тупо переспросил юноша.

– Да. Стена из зелени, за которую меня отправили, едва я сказал, что ищу вас. Что вообще здесь творится? И где ваш брат?

Даже не успев осознать, отчего же этот седой человек задает такие до странности очевидные вопросы, Эронн Ребус принялся механически, но вполне складно рассказывать.

В разваливающейся по кускам Конфедерации все еще ходили поезда из Акка, вернее, того, что осталось от некогда большого региона, в Гог через столицу – и обратно. Рейсов стало куда меньше благодаря массовым протестам на железных дорогах. Люди с голубыми ленточками ложились на рельсы, а машинисты отказывались их давить из страха замарать свое посмертие. Префект сделал официальное объявление, что в случае, если машинист откажется остановить поезд, это не станет нарушением телесного закона. Эксперт по всемирной теории добавил, что всемирных законов это тоже не нарушает – ведь если человек дергает за хвост охранного кота, то не стоит обижаться на него, если он в ответ перегрызет тебе глотку. Протестующие выстраивались вдоль пути и размахивали голубыми полотнами, обращая внимание паровозной команды на то, что впереди на рельсах лежит несогласный. Машинисты как один тормозили, и многие по приезду в Гог увольнялись.

В ответ на заявление Префекта «гражданин Ребус» настрочил пламенный памфлет о душевном уродстве Конфедерации: «Если бы у страны была душа, какой диагноз вы бы ей поставили?»

Поезда ходили дважды в день, хотя раньше, даже во время войны с Доминионом, рейсов было больше. Билеты выкупались за два трудовых периода, но у Эронна Ребуса были привилегии. Что странно, у него были даже деньги. Дитр из его объяснений понял, что «ублюдок» от него откупается. После самокончания Урномма Эронн, будучи единственным законнорожденным из сыновей, получил все наследство, однако каким-то образом умудрился быстро все прогулять. Папашино сердце было лишено даже намека на стойкость, и, увидев, во что превращается его страна, Урномм Ребус вышиб из себя жизнь гербованным позолоченным револьвером. Брат, живший тогда на жалованье законника («…и подачки богатых потаскух», – добавил Эронн), выкупил себе особняк и отписал Эронну сытную ренту в пять тысяч союзных в терц. Эронну каким-то издевательским маневром даже пожаловали статус почетного гражданина, хотя он не имел высшего образования и не сделал ничего, хоть отдаленно напоминающего о почете.

Дитру предстояло провести несколько утомительных часов в обществе молодого человека, над которым он уже устал держать контроль. Но Эронн был нужен ему, чтобы добраться до столицы, в которой, по всем данным, сейчас находился Народный представитель Всемирно-свободной Гралеи Рофомм Ребус. От нечего делать Дитр развернул наконец брошюрку, которую дал ему здоровяк в плащ-кафтане.

– Я бы не рекомендовал вам это читать, господин Парцес, – лениво протянул Эронн. – Не только потому что это всемирная чушь, но и из соображений телесной безопасности. Вы все-таки полицейский. Можете потерять работу, если кто из высших чинов увидит вас с этой дрянью.

Проигнорировав его, Дитр стал изучать сшитые листки. «Протестный план» – было написано на голубой обложке. На второй странице обнаружился портрет автора. Дитр, который привык видеть его либо лысым и обгоревшим, либо обычным, но кудрявым, долго смотрел на портрет, пытаясь привыкнуть к Ребусу, который строчил тексты о «всемирной свободе». Он явно позировал художнику под надзором глашатаев, потому что его крупный подбородок и выразительный взгляд были устремлены в прогресс с непреклонной решительностью. Ребус был коротко стрижен на манер рабочих из Гога, от его густой шевелюры осталась лишь щетина. Он, как и его подчиненные, носил странный плащ-кафтан, перетянутый на талии широким голубым кушаком.