Джим Батчер - Архивы Дрездена: Летний Рыцарь. Лики смерти

Угу… Может, если я приклею к рукам достаточно перьев, я и летать смогу?

Еще несколько минут я разглядывал свою машину, потом достал из нее несколько предметов и зашагал на ближайшую заправочную станцию. Там я вызвал по телефону эвакуатор, потом взял такси и поехал домой, расплатившись за все деньгами из аванса Мерил.

Закрыв за собой дверь, я достал из холодильника банку колы, положил Мистеру в миску свежей еды, сменил ему воду и наполнитель в туалете. Только когда я, пошарив рукой вокруг раковины, выудил из-под нее флакон жидкого мыла для посуды и смыл с него пыль, до меня дошло, что я тяну время.

— Гордость не доведет тебя до добра, Гарри, — сказал я себе, свирепо глядя на телефон. — Гордость не всегда к добру. Вот ты, например, от нее совершаешь глупости.

Я сделал глубокий вдох и залпом выпил колу. Потом взял телефон и набрал номер, который оставил мне Морган.

В трубке прогудело всего один раз, потом кто-то снял свою трубку.

— Алло? Кто говорит? — послышался мужской голос.

— Дрезден. Мне необходимо поговорить с Эбинизером Маккоем.

— Минуточку.

Фоновые звуки в трубке оборвались, и я понял, что ответивший мне, должно быть, прикрыл трубку рукой. Потом послышался шорох — кто-то передавал трубку из рук в руки.

— Значит, ты потерпел неудачу, Дрезден! — рявкнул мне в ухо голос Моргана. Я живо представил себе ухмылку на его самодовольной физиономии. — Оставайся на месте, пока Стражи не проводят тебя на суд Верховного Совета.

Я с усилием удержался от замысловатого проклятия:

— Я не потерпел неудачу, Морган. Но у меня есть кое-какая информация, которую необходимо знать Верховному Совету. — Гордыня до добра не доводит, Гарри. — И мне нужна помощь. Дело становится слишком горячим, чтобы действовать в одиночку. Для того чтобы распутать его, мне нужны информация и поддержка.

— Ты ведь всегда так, Дрезден? — не без ехидства в голосе спросил Морган. — Ты ведь у нас исключение из всех правил. Можешь нарушать законы и водить за нос Совет, можешь игнорировать правила Испытания — ты ведь слишком важная персона, чтобы уважать власть Совета.

— Все совсем не так, — сказал я. — Адские погремушки, Морган, да вынь же голову из задницы. Сама структура власти у фэйри вышла из равновесия, и похоже, что отклонение может достигнуть критической массы, если ничего не предпринять. Это больше чем просто мои проблемы и важнее, черт подери, чем даже положенные Советом процедуры.

Морган заорал в трубку с такой злобой, что я вздрогнул:

— Да кто ты такой, чтобы судить об этом? Ты же ничтожество, Дрезден! Ничтожество! — Он со свистом втянул воздух сквозь зубы. — Ты слишком долго плевал на правила Совета. Довольно. Никаких больше исключений, никаких отсрочек, никаких вторых попыток.

— Морган, — начал было я, — мне нужно поговорить с Эбинизером. Пусть он решит, насколько это…

— Нет, — отрезал Морган.

— Что?

— Нет. На этот раз тебе не избежать правосудия, змееныш. Это твое Испытание. И ты пройдешь его, не пытаясь повлиять на решение Верховного Совета.

— Морган, это безумие какое-то…

— Нет. Безумием было оставить тебя жить, когда ты был еще мальчишкой. Учеником Дю Морне. Убийцей. Безумием было вытащить тебя из горящего дома два года назад. — Голос его зловеще понизился и казался еще более угрожающим по сравнению с недавним визгом. — Кое-кто, кто был мне очень, очень дорог, погиб в Архангельске, Дрезден. И на этот раз никакая ложь не поможет тебе избежать того, что тебя ждет.

И он повесил трубку.

Секунду я тупо смотрел на зажатую в руке трубку, потом зарычал и с размаху ударил ею по краю стола, потом еще и еще раз — до тех пор, пока пластик не разлетелся у меня в руках. Это было больно. Я схватил телефон и швырнул его о каменный камин. Телефон разлетелся, печально звякнув. Я вскочил и принялся пинать ногами весь хлам, что валялся на полу у меня в гостиной: старые коробки, пустые жестянки из-под колы, книги, бумаги. Тараканы в ужасе разбегались по плинтусам. Через несколько минут я начал задыхаться, а душивший меня гнев пошел на убыль.

— Ублюдок! — прорычал я. — Тупоголовый, чванливый, самодовольный ублюдок!

Мне просто необходимо было остыть, и душ показался мне не самым плохим местом для этого. Я залез под ледяную воду и попытался смыть с себя пот и страхи прошедшего дня. Я почти ожидал, что вода закипит, соприкоснувшись с моей кожей, но, как ни странно, привычная процедура — вода, мыло, мочалка, шампунь — помогла мне смыть накопившуюся злость. Когда я, вымывшись, весь в гусиной коже, вышел из-под душа, я ощущал себя почти в норме.

Я не имел ни малейшего представления, как связаться с Эбинизером. Если он находился под охраной Стражей — а с учетом военного положения не приходилось сомневаться, что так оно и есть, — это представлялось почти безнадежным мероприятием. Защитные меры, принятые лучшими чародеями мира, без труда собьют со следа любые чары или сверхъестественное существо, пытающиеся обнаружить их.

С минуту я колебался, не обратиться ли мне за помощью к Мёрфи. Совет остерегался всех попыток выйти на него с помощью магических средств. Связи Мёрфи в полицейском управлении могли бы отыскать их примитивными, старомодными и совершенно материальными методами. Поколебавшись, я отказался от этого. Даже если Мёрфи и удастся вычислить телефон, Эбинизера может и не оказаться там, а если я сам попытаюсь проникнуть к нему, минуя Стражей, это будет для Моргана лишним предлогом снести мне башку.

Я взъерошил волосы полотенцем и швырнул его на свою узкую кровать. Отлично. Справлюсь и без помощи Совета.

Я оделся, достав из шкафа чистые джинсы и белую рубаху. Рукава я закатал выше локтя. Туфли были все в грязи, так что я достал из шкафа свои ковбойские башмаки и обулся в них. Какого черта, что хочу, то и обуваю. Вот обую их всех… Как знать, может, и получится.

Я достал свою большую спортивную сумку — в таких носят хоккейное снаряжение. В нее полетели мои жезл, посох, трость-шпага и рюкзак, где уже лежали наготове свечи, спички, кружка, нож, картонный цилиндрик с солью, канистра святой воды и прочие магические причиндалы, которые полезно иметь под рукой на всякий случай. Я бросил туда еще коробку старых железных гвоздей и плотницкий молоток-гвоздодер с черной резиновой рукоятью. Затем сунул в карман пару кусочков мела.

А потом закинул сумку на плечо, вышел в гостиную и сложил заклятие, которое вывело бы меня к одному из тех немногих людей, что способны были еще мне помочь.

Полчаса спустя я расплатился с таксистом и вошел в один из отелей, окружающих международный аэропорт О’Хара. Заклятие несильно, но ровно вело меня в ресторан, только недавно открывшийся к завтраку и наполовину заполненный народом, преимущественно бизнесменами. Я нашел Элейн за угловым столиком. Перед ней стояла пара тарелок с остатками еды. Сегодня она заплела свои волосы в тугую косу, подколотую чуть ниже шеи. Лицо ее казалось бледным, усталым, под глазами легли тени. Она пила кофе и читала какой-то роман в бумажной обложке. На ней была другая пара джинсов, свободнее предыдущей, и чистая белая блузка, расстегнутая так, что из-под нее виднелся верх черной майки. Когда мой взгляд остановился на ней, она застыла и с опаской подняла глаза.