Джим Батчер - Архивы Дрездена: Летний Рыцарь. Лики смерти

Она повернула ладонь, чуть царапнув меня ногтями. Теперь уже вздрогнул я.

— Ты просто псих, Гарри. Дурак дурацкий.

— Наверное, не все меняется со временем.

Она сдавленно усмехнулась и только потом отняла руку и встала.

— Мне были должны. Я попрошу вернуть долг. Подожди здесь.

Она вернулась через пять минут:

— Порядок. Там, на улице.

Я встал:

— Спасибо, Элейн. Так ты летишь?

Она расстегнула сумочку и бросила билеты на стол вместе с парой двадцатидолларовых купюр:

— Вряд ли.

Она продолжала выкладывать из сумочки предметы: невольничий браслет из слоновой кости с вырезанным на нем орнаментом из дубовых листьев, прикрепленный к другому такому же браслету серебряной цепочкой. Медная серьга с черным камнем в форме слезы. Ножной браслет в виде птичьих крылышек. Она надела все эти причиндалы и покосилась на мою спортивную сумку:

— А ты? Все таскаешь с собой эти фаллические игрушки? Жезл, посох?

— Они помогают мне ощущать себя мужественнее.

Уголок ее рта дрогнул, и она повернулась к выходу. Я поспешил за ней и скорее рефлекторно открыл ей дверь. Впрочем, это ее, похоже, не слишком огорчило.

На улице подкатывали и отъезжали от гостиницы такси, снующие между терминалами аэропорта автобусы выгружали пассажиров и наполнялись вновь. Элейн закинула ремешок сумочки на здоровое плечо и остановилась на краю тротуара.

Не прошло и полминуты, как я услышал цоканье копыт по асфальту. На пандусе показалась карета, запряженная парой лошадей. Одна из последних имела странную масть — бело-голубую, как кожа утопленника; дыхание вырывалось из ее ноздрей клубами пара. Впрочем, не уступала ей по части экстравагантности и вторая: она имела масть цвета свежей травы, а в пышную гриву кто-то вплел полевые цветы. Сама карета, казалось, попала сюда из викторианского Лондона — уйма темного дерева и медных побрякушек. На козлах никто не сидел. Лошади остановились прямо перед нами и стояли, переступая с ноги на ногу и потряхивая гривами. Дверца кареты бесшумно отворилась. Внутри никого не было.

Я подозрительно огляделся по сторонам. Никто из нормальных прохожих, похоже, просто не замечал ни кареты, ни пары запряженных в нее потусторонних лошадей. Такси, нацелившееся было на место, где остановилась карета, резко вильнуло в сторону и причалило к тротуару чуть дальше. Я напряг свои чувства и обнаружил-таки окружавшую карету пелену заклятия, замысловатого, но от этого не менее сильного, не позволявшего нормальным смертным видеть ее.

— Я так понимаю, это наш экипаж? — спросил я.

— А ты как думал? — Элейн перекинула косу через плечо и полезла в карету. — Она отвезет нас туда, но никакой защиты по прибытии нам не гарантируется. И не забывай, Гарри: я с самого начала говорила тебе, что это неудачная идея.

— Ты только не перестраховывайся, — буркнул я. — Я как-то и сам соображаю, что все не так просто.

Карета тронулась с места так плавно, что я едва не пропустил этого момента. Я пригнулся к окошку и отдернул занавеску. Мы отъехали от гостиницы и влились в транспортный поток; машины объезжали нас, не замечая. Черт, ну и заклятие! Карета ехала строго по прямой, и примерно через минуту за окном замелькали завитки тумана, очень быстро скрывшего от нас все снаружи. Шум уличного движения тоже стих, так что в мире, казалось, не осталось ничего, кроме серебристо-серого тумана и ровного цоканья копыт.

Карета остановилась примерно через пять минут, и дверца отворилась. Мы стояли на жесткой траве, на вершине невысокого холма; вокруг виднелись такие же холмы. По земле стелился туман, похожий на растекшуюся, растрепанную грозовую тучу. Кое-где из этого мрачного смога торчали деревья с толстыми корявыми стволами. На нижней ветке ближнего к нам дерева сидел, искоса глядя на нас блестящим черным глазом, слегка облезлый ворон.

— Славная картинка, — заметила Элейн.

— Угу, — согласился я. — Очень, как бы это сказать, баскервильская.

Карета тронулась с места, и я смотрел ей вслед, пока она не скрылась в тумане.

— Ладно. Куда дальше? — осведомился я.

Словно в ответ на мои слова ворон сипло каркнул. Он встряхнулся, теряя перья, пару раз хлопнул крыльями и перескочил на другую ветку, дальше от нас.

— Гарри, — сказала Элейн.

— Ну?

— Если ты хоть раз произнесешь здесь при мне слово «невермор», схлопочешь от меня, ясно?

— Невермор, — пообещал я.

Элейн закатила глаза. Я первый шагнул вслед за вороном.

Он вел нас сквозь туман, перелетая с дерева на дерево. Довольно скоро деревьев стало больше, и мы вступили в настоящий лес. Земля под ногами сделалась мягче, а воздух — влажнее. Ворон каркнул еще раз и скрылся из виду.

Я внимательно посмотрел ему вслед.

— Слушай, видишь в той стороне огонь?

— Да. Наверное, тебе туда.

— Отлично. — Я сделал шаг в ту сторону.

Элейн поймала меня за руку.

— Гарри! — резко произнесла она.

Она кивнула в сторону теней, сгустившихся в том месте, где навалились друг на друга два упавших дерева. Едва я начал различать там неясный силуэт, как тот шевельнулся и двинулся в нашу сторону, так что я смог разглядеть его целиком.

Единорог напоминал коня-тяжеловоза — из тех, которых вывели таскать тяжеленные повозки, вроде фургонов с пивом «Будвайзер». В высоту он достигал футов девяти, если не больше. У него были широкая грудь, тяжелые копыта, навостренные вперед уши и длинная морда.

На этом его сходство с тяжеловозом кончалось.

У него начисто отсутствовала шерсть. Все тело его покрывал гладкий, скользкий на вид панцирь из хитиновых пластин, цвет которых варьировался от темно-зеленого до угольно-черного. На его острых копытах запеклась кровь. Завитый спиралью рог рос из середины лба фута на три в длину. Конец его был зловеще острым; там и тут на нем виднелись ржавые потеки. Еще два закрученных, как у барана, рога, поменьше, росли по сторонам головы. Глаз у него не было вообще — на том месте, где им полагалось бы находиться, виднелся только гладкий хитин. Чудище тряхнуло головой, и я заметил болтавшуюся до самых ног гриву из паутины.

Здоровенная бабочка вылетела из тумана совсем рядом с мордой единорога. Чудище с неожиданной легкостью повернулось и мотнуло мордой. Конец спирального рога пронзил бабочку; единорог злобно стряхнул ее на землю и растоптал тяжелым копытом. Потом фыркнул и не спеша скрылся в тумане между деревьями.

Элейн тревожно оглянулась на меня.

— Единороги, — сказал я. — Очень опасны. Ты идешь первой.

Она заломила бровь.

— Ладно, не настаиваю, — кивнул я. — Охрана?

— Наверняка, — согласилась Элейн. — Как нам миновать его?

— Может, взорвать к чертовой матери?