Сергей Зеленков - № 3

Вернувшись в машину, обсудили то, что увидели, затем только двинулись дальше.

***

– Притормози, пожалуйста, – попросила меня Ася, когда мы уже выехали из Курганов, – Вон туда глянь, там возле леса за лугом что-то виднеется.

И действительно, метрах в пятистах от дороги, в том направлении, куда указывала Ася, между лугом и пролеском, виднелся участок земли, поросший кустарниками, по периметру которого виднелись столбы, напоминавшие заборные. Дороги к тому месту видно не было, а прямо по лугу ехать я не решился, поэтому машину припарковал, двинулись пешком.

Не зря. И резиновые сапоги были кстати, так как трава только издали казалась невысокой, а на самом же деле, местами она была выше колена, а кое-где под ней имелись лужи с вязкой грязью.

Выбирая места посуше и поровнее, приходилось петлять немало, сил и времени отдали прилично, несмотря на кажущуюся близость пролеска. В итоге, достигли кое-как цели, убедились, подходя, что это действительно то, что мы искали.

Оно представляло собою прямоугольную полосу земли, шириной метров в тридцать и длиной около пятидесяти, проходившую между лесом и лугом; по ее периметру были вбиты черные деревянные столбы, пропитанные каким-то мазутом, диаметром в среднем около двадцати сантиметров; местами остались поперечные перекладины.

То, что это было именно кладбище, сомнений не вызывало, так как кое-где даже сохранились могильные насыпи; местами росли березки, сосенки, какие-то другие деревья. Было понятно, что еще лет двадцать – и кладбище будет полностью поглощено лесом; а потом еще столько же – и уже никто даже не будет знать, что на том месте когда-то хоронили людей. Да даже тогда, не зная заранее, что это есть на самом деле, осевшие, заросшие, хаотично разбросанные, неравные по высоте и размерам курганчики могилок, можно было либо просто не заметить, либо принять за какие-то природные неровности. Но!.. В ближнем, левом от нас углу погоста, находилась заметная могильная насыпь, увенчанная потемневшим восьмиконечным деревянным крестом с «крышей». Не раздумывая, мы синхронно двинулись в его сторону, путаясь и спотыкаясь в зарослях, стараясь не наступать на могилы.

Ощущения на том кладбище были совсем иными: не чувствовалось страха, чьего-то присутствия, я бы даже сказал, что ощутил некую умиротворенность.

Кое-как продрались к кресту, увидели на нем пожелтевшую пластмассовую табличку, с надписью печатными буквами, сделанными от руки, какой-то черной несмывающейся краской: Пермяк А.Н. 16.06.1910 – 28.07.2015.

– Ну, и что ты думаешь об этом? – спросила Ася, фотографируя могилу и крест с разных сторон.

– Думаю, что взаимосвязи никакой нет, – ответил я, – Я был почти уверен, что умер он восемнадцатого июля, когда твой отец с другом на рыбалку сюда ездил. А по факту получается, если я правильно помню даты, скончался он через день после отъезда вашей компании отсюда, понимаешь?

– Да, понимаю, – задумчиво произнесла Ася.

Я зачем-то коснулся креста, и меня словно током шибануло, я одернулся, сделал резкий шаг назад, чуть не оступился и не упал при этом; в тот момент я был готов поклясться чем угодно, что на секунду увидел стоявшего за крестом старика, сгорбленного, худого, с длинной седой бородой, кивающего мне. Да, я испугался, но не от самого видения, а от неожиданности.

– Что случилось?! – вскрикнула Ася.

– Ничего страшного, – неуверенно проговорил я, потом затараторил: – Поехали к сельсовету, поговорим с Петровичем. Он принимал участие в похоронах, возможно, знает, правильную ли дату смерти указали на табличке. Предполагаю, что здесь указан не день смерти, а день, в который его нашли, ну или просто примерную дату поставили, понимаешь?

– Да, но что нам это даст? – удивилась Ася.

– Ничего не даст, – признался я, – Но так хотя бы я буду уверен, что правильно ситуацию представляю…

***

Припарковались возле сельсовета, выходить не стали. Позвонил Петровичу, он был на месте, я попросил, чтобы он подошел. Через минуту Петрович прискакал, я пригласил его сесть в машину на заднее сиденье.

– Ну, слухаю, што здарылася? 211 211 Ну, слушаю, что случилось? – поинтересовался он, расположившись за мной.

– Слушай, Петрович, – начал я, – Ведь ты, как я понял, участвовал в похоронах Анисима, так?

– Гэтага кацапа старога? Ну да, трохі прымаў, 212 212 Этого старовера старого? Ну да, немного принимал, – подтвердил он.

– Мы просто слышали, что когда его нашли, он уже не совсем, скажем так, свеж был, так? – продолжал я.

– Ну да, – согласился Петрович, – Дзве нядзелі, а то і больш праляжаў, я думаю. Гэта яшчэ добра, што ён сам па сабе худы, сухенькі, там і гнісці асоба нечаму было, а так і зараз бы у хаце ягонай смярдзела… 213 213 Ну да,… …Две недели, а то и больше пролежал, я думаю. Это еще хорошо, что он сам по себе худой, сухенький, там и гнить особо нечему было, а так и сейчас бы в доме его смердело…

– Я понял, – прервал я, – А вот мы сейчас были на кацапском кладбище, видели его могилу, и нас удивило, что дата точная указана его смерти. Я же так понимаю, что точную дату никто не устанавливал, верно?

– Канешне, каму ж гэта трэба было! – подтвердил Петрович мою догадку, – Дакладных чысел не памятаю, але яго дзесьці ў пятніцу знайшлі, калі я не памыляюся. Ну, ці ў суботу… Не, усё ж такі ў пятніцу, я ўпеўнены. Тады яшчэ перажывалі, што да панядзелка чакаць прыдзецца, пакуль яго пахаронюць, а ён ужо весь буры ажно быў. Ды і на мордзе ж ляжаў, паўморды стала чорнай. Вось. Першым, як яго знайшлі, Грыгор’евіч туды прыехаў, а потым ужо і мянты з дактарамі. Мяне там не было, Грыгор’евіч мне расказваў, што спыталі ў яго, ці трэба забіраць, каб ускрывать. Грыгор’евіч, неяк, ні да, ні не. Ну яны і напісалі, што тры дні назад памер, ды паехалі. Анісіма гэтага і ня мылі амаль. Так, морду спіртам працёрлі, пераклалі ў ягоны жа гроб – ды і усё. У панядзелак, памятаю, я папа́ гэтага ажно з Барысава вазіў туды і абратна. Поп гэты ўжо Анісіма тут адпяваў, а Грыгор’евіч вапросы вырашаў, каб пахаваць Анісіма менавіта на кацапскім кладбішчы. Там нейкія закруты, замуты былі, ня ведаю падрабязнасцей. У выніку, пахаранілі яго. Поп малайчына такі, ажно ў хату пайшоў, не пабаяўся смраду, ды яшчэ і мяне заставіў з Пашкам – унукам Іванаўны – Анісіма таго варочаць. Аставілі яго ў той жа адзёжы, толькі у трапку нейкую завярнулі. Вось. На трактары гроб павезлі. Я́му нашы жа мужыкі капалі. А там цяжка, казалі, капаць было: бур’янам ды кустамі ўсё пазарастала, карэнні… Ну вось і ўсё, што ведаю. 214 214 Конечно, кому ж это нужно было!… …Точных чисел не помню, но его где-то в пятницу нашли, если я не ошибаюсь. Ну или в субботу… Не, все-таки в пятницу, я уверен. Тогда еще переживали, что до понедельника ждать придется, пока его похоронят, а он уже весь бурый прямо-таки был. Да и на морде ж лежал, полморды стало черной. Вот. Первым, как его нашли, Григорьевич туда приехал, а потом уже менты с докторами. Меня там не было, Григорьевич мне рассказывал, что спросили у него, нужно ли забирать, чтоб вскрывать. Григорьевич, как-то, ни да, ни нет. Ну они и написали, что три дня назад умер, да поехали. Анисима этого и не мыли почти. Так, морду спиртом протерли, переложили в его же гроб – да и все. В понедельник, помню, я попа́ этого аж из Борисова возил туда и обратно. Поп этот уже Анисима тут отпевал, а Григорьевич вопросы решал, чтоб похоронить Анисима именно на староверском кладбище. Там какие-то закруты, замуты были, не знаю подробностей. В итоге похоронили его. Поп молодец такой, аж в дом пошел, не побоялся смрада, да еще и меня заставил с Пашкой – внуком Ивановны – Анисима того ворочать. Оставили его в той же одежде, только в тряпку какую-то завернули. Вот. На тракторе гроб повезли. Яму наши же мужики копали. А там тяжело, говорили, копать было: бурьяном да кустами все позарастало, корни… Ну вот и все, что знаю.