Евгений Прядеев - Люмпен

Завтра можно спокойно вываливать все подозрения на стол Веденееву, неважно, согласится он с ними или нет. Налицо факт нападения на сотрудников Службы Правопорядка. Вместе с угрозой убийства это наводило на самые смелые подозрения и от такого расклада просто так отмахнуться уже не получится…

Яркая вспышка в голове была неожиданной. Перед тем, как провалиться в темноту, я успел только понять, что кто-то, по всей видимости, Михаил с лицом без мимики, воспользовался моей невнимательностью и подкрался сзади.

Голова болела нещадно. Казалось, что внутри меня кто-то бегает с маленькими молоточками и со всей дури молотит изнутри по костям черепа. Меня почему-то трясло, и каждый толчок отзывался дополнительной вспышкой боли.

Вокруг раздавался мерный гул, а яркий свет пробивался даже через закрытые веки. А ещё было холодно. Почему-то создавалось ощущение, что я лежу на полу абсолютно голый, но мозг категорически отказывался понимать, кому и зачем понадобилось меня раздевать. Что я, девушка с модельного агентства, чтобы меня разглядывать?

Я попытался открыть глаза, но веки категорически отказывались подниматься, вызывая лишь дополнительный дискомфорт. Я ещё раз поежился от прохлады и непроизвольной застонал.

— Во-о-от, — услышал я незнакомый удовлетворённый голос. — И приятель твой очнулся. Сейчас совсем весело будет.

— Павлик, давай заканчивать, — а вот этого товарища я знаю. Эдик Долчанов, владелец ресторана. Значит нас все-таки привезли к его брату. Блин, как же болит голова! Мысли никак не хотят собираться в кучку и ползают явно не в голове, а где-то снаружи черепной коробки.

— Да-да, Павлик, — а вот это уже Сечкин. Как всегда непонятно чем довольный и наверняка улыбающийся. — Давай уже показывай своё веселье! А то всё только балаболишь и балаболишь!

Он что, с ними заодно? Что за бред?

Громадным усилием воли я всё-таки разлепил тяжеленые веки и попытался оглядеться. Получалось, если честно, так себе. Я действительно лежал абсолютно голый, только не на полу, как подумал, а на высоком металлическом столе. Вокруг все было уставлено стеллажами с неизвестными мне приборами, от которых в разные стороны тянулись провода, а их дисплеи перекликались разноцветными лампочками.

Похоже, что мы действительно в больнице. Вот только я никак не предполагал, что мы окажемся в настоящей медицинской лаборатории. Почему мне казалось, что нас отвезут в какой-то темный подвал, или на худой конец морг, но в итоге теперь я подопытная мышь для опытов…

Кстати, Сечкин обнаружился неподалёку, причем вопреки моим предположениям и опасениям, он тоже был пленником. Рома тоже был раздет донага, вот только в отличии от меня он не лежал на столе, а сидел в каком-то кресле. Его голову стягивал металлический обруч, а в тело воткнуто сразу несколько игл, от которых в разные стороны отходили медицинские пластиковые трубки. Даже в этой ситуации на его лице плясала полубезумная улыбка, хотя, приглядевшись, я убедился, что глаза Сечкина были абсолютно серьезными.

Либо он знал что-то, чего не знаю я, либо его самоуверенность все допустимые и возможные пределы…

— Может быть стоит его привязать? — услышал я еще один знакомый голос.

— Не надо, — опять владелец ресторана. — Ты его вообще чуть не убил, думаю, что он еще долго не очухается, если вообще, конечно, успеет.

— Аррх!!! — вообще-то, я хотел возмутиться, но мое горло наотрез отказывалось меня слушаться.

Вообще-то, в помещении оказалось достаточно многолюдно. Помимо нас с Романом здесь обнаружились еще Эдик Долчанов, всё также невозмутимый Михаил, один из его подручных и молодой мужчина в голубом больничном комбинезоне. Даже не приглядываясь, можно было заметить большое внешнее сходство с владельцем ресторана, так что особо гадать, кто этот доктор не приходилось.

Безумный экспериментатор Павлик, по совместительству убийца семерых человек. Правды ради, на чокнутого профессора из детских комедий младший Долчанов тоже смахивал достаточно сильно. В пользу такого сравнения говорили и растрепанные волосы, выбивавшиеся из-под шапочки в цвет комбинезона, и нервные порывистые движения руками, и даже непрекращающийся поток слов, который водопадом обрушивался на окружающих.

— В моих исследованиях есть рациональное зерно, я просто уверен в этом! — быстро, глотая окончания слов, говорил он, стремительно перемещаясь по лаборатории и постоянно включая и выключая различные тумблеры. — Отец не верит мне, но я уверен, что в этом будущее нашей цивилизации. Я уже научился собирать жизненную энергию и запечатывать ее в контейнеры, а значит можно найти путь совмещать эту энергию с человеческим телом.

— Кхррр, — прочистил я наконец горло и попытался сесть на кушетке. — А почему тогда люди гибнут, раз всё так хорошо?

— Это несчастный случай, не более того! — с воодушевлением воскликнул Павлик. Судя по всему, Эдик с Михаилом слышали нечто подобное уже не один раз, поэтому не проявляли к болтовне доктора большого интереса, а ему страсть как хотелось перед кем-нибудь выговориться. — Надо понимать, что тело любого человека — это сосуд, созданный природой. При рождении в нём заложено определённое количество жизненной энергии, так сказать, наш персональный запас. Со временем этой энергии становится всё меньше, и мы говорим, что человек стареет. Он начинает часто болеть, кости становится хрупкими, глаза хуже видят, уши перестают слышать… Мы готовимся к неизбежному… К смерти!

Павлик на мгновение замер и мечтательно закатил глаза к потолку.

— Но ведь если дать человеку дополнительный источник жизненной силы, то он сможет продлить свою жизнь! Вполне возможно, что он сможет жить очень долго, а может быть даже вечно!

— Павлик носится с этой своей теорией практически с того момента, как научился пользоваться Даром, — подал голос Сечкин. — Проблема в том, что он никогда не умел брать по чуть-чуть…, знал бы ты, сколько кошек и собак умертвил этот юный экспериментатор… Уууу, не сосчитать! А потом нашлась дура, которая поверила ему… Что он гений, что сможет взять у человека только часть энергии…

— Не смей называть её дурой! — закричал Павлик. — Это был несчастный случай!

— Она любила тебя идиота! — лицо Сечкина исказила гримаса злости. — Она согласилась, потому что любила тебя и верила тебе! А ты убил, её высосав из неё все соки до последней капли!

— Да заткнись ты! — Эдик Долчанов с силой пнул Сечкина ногой, заставив стиснуть зубы от боли. — Паша, давай заканчивай с ними!

— Сейчас, сейчас, — засуетился Павлик. Он взял с одного из столов черный цилиндр и, оглядев его со всех сторон, решительно направился в мою сторону.