Евгений Прядеев - Люмпен

А то, что мы самостоятельно, не поставив его в известность, арестовали и привезли в Управление связанных братьев Долчановых, заставило начальника отдела буквально-таки закипеть от возмущения. Я даже испугался, что он сейчас лопнет, настолько покраснели его щёки… Причем непонятно, что именно возмутило его так сильно. Про арест Дежурный ему сразу сказал, но то ли Веденеев счёл это шуткой, то ли не думал, что столь уважаемые люди действительно окажутся связаны по рукам и ногам. Мне кажется, что у него даже возникло искушение отпустить их… Во избежание, так сказать…

Но против фактов возразить было нечего. Павлик, как самый настоящий исследователь, вёл подробный дневник, в котором перечислялись все убитые им жертвы. Конечно, в записях они значились, как «объекты экспериментов», но суть от этого не менялась. Фотографии погибших и их подробное описание не оставляли никаких сомнений, что именно сын знаменитого медика является тем самым убийцей, поимку которого сам Веденеев считал безнадежным делом.

Причем Долчанов-младший записывал буквально всё. Где жертва была замечена в первый раз, в каком месте проводился эксперимент, какие у него были результаты, нашлись ли особенности, которые отличали данный конкретный случай от предыдущего.

Более того! Даже при беглом просмотре тетради Павлика мне стало понятно, что жертвами его экспериментов стало не семь, а гораздо больше человек. Оказывается, трупы, брошенные на улице, принадлежали несчастным, на которых проверялась теория о перемещении энергии в естественных условиях. А гипотез этих, как я понимаю, насчитывалось не одна и даже не две. По крайней мере, Веденеев начал материться, пролистав буквально десять страниц, а потом принялся названивать генералу.

Дозвонившись и кратко объяснив ситуацию, Веденеев продолжил свои словесные упражнения, рассказывая нам, как именно мы будем проклинать тот день, когда решили, что стали взрослыми и имеем право самостоятельно, без согласования с начальством, устраивать побоища в центре столицы.

Мы с Ромой внимательно слушали всё это и вяло пытались оправдываться. Лично на меня накатила дикая усталость, очень хотелось лечь, накрыться подушкой и поспать хотя бы несколько часов. Скорей всего, наше состояние объяснялось простым «отходняком» от пережитых приключений, но Веденееву что-то объяснить сейчас было попросту нереально. Поэтому я просто пытался отрешиться от реальности и очень надеялся, что нас отпустят поспать…

А вот потом Борис Игнатьевич удивил меня еще больше. Дело в том, что в Управление явился сам профессор Долчанов. Он требовал, чтобы мы немедленно освободили его сыновей, грозил нам высокопоставленными знакомыми и вообще обещал наслать на наши головы самые страшные кары.

Веденеев слушал эти крики целых десять минут, а затем заявил генералу, приехавшему вместе с доктором, что Долчанова-старшего тоже необходимо арестовать. Причем здесь и сейчас, потому что Павлик явно не мог организовать столь впечатляющую серию убийств без помощи своего родителя.

В шоке были все. Больше всех, конечно, генерал, потому что Долчанова Веденеев вырубил лично прямо у него на глазах.

Кстати, это было еще одно открытие для моего бедного мозга. Их действительно за последние сутки случилось как-то слишком много.

Так вот… Еще в машине я начал ломать голову, а как собственно можно удержать в тюрьме одаренного? Что стоит, например, тому же Павлику просто высосать энергию из какого-нибудь охранника и сбежать. Ну не испариться естественно, но ключи от камеры отобрать в коридоре, или шантажировать конвоира таким образом… В общем, наверняка есть какие-то варианты…

Не придумав ничего путного, я поделился своими опасениями с Ромой, и оказалось, что эта проблема была решена задолго до того, как я, собственно, о ней задумался. Одарённые содержались в камерах под действием снотворного! Сечкину рассказывали об этом ещё в школе, это не секретная информация, поэтому даже не представляю, почему до сих пор мне было это неизвестно. Кроме того, оказывается, его самого после ареста тоже хотели усыпить, но не успели… Сначала был допрос, а потом его отпустили…

Я от таких подробностей даже чувство стыда непроизвольно испытал… В институте нам об этой особенности преподаватели наверняка рассказывали, но почему сей нюанс проскочил мимо ушей, мне было неведомо.

Как только мы появились в Управлении, и дежурный узнал, что один из арестованных обладает Даром, он немедленно вызвал тюремного врача. К моему удивлению, у нас в Службе был и такой. Хотя может быть, это просто дополнительная обязанность для сотрудников медпункта, но суть вопроса не в этом…

Степенный старичок с седоватой бородкой пришел прямо в холл здания с небольшим чемоданчиком, извлек из него небольшой пистолет-шприц и сделал укол в шею бесчувственного Павлика.

— На моей памяти, камеры для одарённых ещё ни разу не использовались, — заметил доктор, делая знак сопровождавшим его конвоирам. — Впрочем, никогда не думал, что их вообще кто-то арестовывает.

Веденеев, судя по всему, думал также, но не постеснялся вколоть Долчанову-старшему лошадиную дозу снотворного и передать в руки конвоиров. Потом переговорил с генералом, пообещал представить ему самый полный отчет в ближайшее время и продолжил полоскать нас с Ромой, теперь уже в своем кабинете.

— Объясните мне, как получилось так, что вы двое сумели вырубить одарённого? Сечкин, ты же говорил при трудоустройстве, что твой Дар заблокирован? Ты врал мне?

— Никак нет, товарищ майор, — глаза Романа были честными и чистыми, как у ребенка. — Я говорил абсолютную правду. Просто старший лейтенант Калмыков блестяще владеет приемами рукопашного боя. Это он сумел лишить сознания всех злоумышленников, а я лишь пытался помочь ему.

Сечкин категорически отказался от какой-либо славы в задержании семьи Долчановых. С его слов выходило, что в наших общих с ним интересах представить дело так, будто мы приехали в ресторан исключительно для дружеской беседы с его владельцем. Однако, по непонятной нам причине, Эдик напал на нас с помощью своих подручных. Затем нас привезли в лабораторию, где я сумел воспользоваться невнимательностью наших похитителей, и они все как один пали без сознания под моими мощными ударами.

Я не понимал, почему Рома отказывается рассказать правду, но настаивать на чем-то сил не было. У меня очень болела голова, и осмотревший меня доктор всерьёз подозревал сотрясение мозга. Он даже попросил Веденеева побыстрее отпустить меня домой и предоставить возможность пару дней отлежаться. Надо комментировать, как на эту просьбу отреагировал Борис Игнатьевич?