Евгений Прядеев - Люмпен

— Ну вот видите, уважаемый, — скепсиса в голосе Веденеева было столько, что его можно было грузить лопатами. — Нашелся кто-то отважный, кто не побоялся рискнуть…

Взгляд, брошенный на нашего начальника отдела Лобановым, был настолько красноречивым, что Борис Игнатьевич осекся.

— Господин Бриллия был достойным человеком, — твердым голосом практически по слогам произнес начальник охраны. — Я не знаю и не понимаю, кто мог бы желать ему смерти, но в любом случае, это не повод оскорблять человека, который не может ответить вам тем же.

Веденеев вонзил в переносицу Лобанова немигающий взгляд, но его собеседник даже не попытался отвести глаза. Несколько секунд мужчины смотрели друг на друга, а затем Борис Игнатьевич нехотя произнес:

— Извините. Я, наверное, действительно, немного перегнул…

Лобанов кивнул, как бы давая понять, что конфликт исчерпан, и попросил разрешения подойти к телу. Причем при этом он так теребил подол своей свободной яркой рубашки, что казалось еще секунда и ткань не выдержит, треснет и расползется на отдельные нитки.

Я смотрел на этого крепкого мужчину около сорока пяти лет с борцовской накаченной шеей и понимал, что он, скорей всего, действительно непричастен к случившемуся. О погибшем Лобанов говорил с какой-то необычной теплотой, не очень вяжущейся с его обветренным суровым лицом и стальным взглядом серых глаз. Судя по всему, до личной охраны он где-то служил, причем явно не на штабной должности, и успел повидать в жизни достаточно много. Своего шефа начальник личной охраны если не любил, то, как минимум, уважал и сейчас искренне переживал о потере.

Впрочем, может быть, это только мои личные впечатления, а на самом деле обладатель яркой цветастой рубашки переживал лишь о возможной потере хорошо оплачиваемой работы. Как бы там ни было, он всячески демонстрировал готовность к сотрудничеству с нами и без возражений согласился проехать в Управление для дачи показаний.

Веденеев отправил с ним Миткевича, наказав не только опросить начальника охраны, но и снять с него отпечатки пальцев. Я сначала не понял, почему Борис Игнатьевич не захотел провести опросы свидетелей на месте, но потом догадался, что он просто напросто решил отделить таким образом охрану от Гвардии Совета Семей.

Причем господин Ивашкин вообще оказался в роли подозреваемого. Веденеев учинил ему допрос с пристрастием, в крайне едких выражениях задавая вопросы из серии «А как вы здесь оказались?», «А откуда точно знали, куда необходимо приехать?», «Не было ли у Гвардии конфликтов?» и еще десятки подобных, от которых руководителю детективного агентства стало крайне неловко. Мне кажется, что их с Веденеевым неприязнь была взаимной и в какой-то момент Ивашкин даже пожалел о своем приезде на место происшествия.

Но делать ему уже было нечего. Если Борис Игнатьевич в кого-то вцепился, то мог продемонстрировать хватку не хуже бульдожьей. Все попытки «гвардейца» свернуть разговор или перенести его на более позднее время натыкались на жесткие угрозы ареста с последующими проверками деятельности детективного агентства.

В итоге Веденеев смилостивился и отпустил Ивашкина восвояси, не получив от него, впрочем, никакой особенно ценной информации. В «Гвардию» поступил анонимный звонок, такой же, как и дежурному Службы Правопорядка. Единственная разница заключалась в том, что в детективное агентство позвонили на несколько часов позднее, поэтому они и прибыли к холму с телом Бриллия гораздо позже правоохранителей.

— А какой вообще был смысл оповещать детективное агентство? — поинтересовался я у Сечкина. — Они-то какое отношение имеют к произошедшему?

— Не знаю, — пожал плечами Роман. — Но судя по тем коршунам, которых никак разогнать не могут — я имею в виду журналистов — кто-то пытается разрекламировать убийство Бриллии как можно более широко. И это позволяет сделать очень простой вывод!

— Какой? — если честно, от рассуждений Сечкина, у меня потихонечку начала отвисать челюсть. Добавьте к этому предельно серьезное лицо коллеги, и вы поймете, почему меня проняло до пяток, тем более что театральная пауза Роме удалась на пять баллов.

— Это ритуал! И тому, кто это сделал, было абсолютно плевать, кого сделать жертвой, — с каждым сказанным словом тон становился громче, и на нас начали оглядываться стоящие вокруг коллеги. — Завтра убьют кого-то еще!

— Столетов! — Веденеев наконец-таки вспомнил, что у него здесь собралась целая толпа подчиненных, и видимо решил нас озадачить. Однако, действительность оказалась еще удивительнее.

— Разъезжаемся, — коротко махнул рукой мой наставник, вернувшись от начальника. — Завтра в восемь утра все сидим на совещании у Бориса Игнатьевича.

— Твою дивизию, — выругался Зорин. — А выходной уже испортили. И для чего нас тогда собрали?

— У паники нет смысла, только путь, — философски ответил Столетов, а затем взглядом нашел Сечкина. — Рома, тебя шеф просил задержаться. С тобой вроде как генерал поговорить хочет…

И всё! Капитаны загнали нас всех в микроавтобус, как цыплят в загончик, не дав даже возможности что-то спросить или попрощаться с Сечкиным. Впрочем, он тоже не горел желанием с кем-то общаться. Махнул нам рукой и неторопливо пошел в сторону начальников.

По дороге с холма в город мы разминулись с двумя машинами криминалистов, и я постарался выбросить из головы мысли о сегодняшнем преступлении. В конце концов, на работе жизнь не останавливается. Иногда надо и о личной жизни подумать…

Но как бы я себе ни врал, полностью отключить голову все равно не получилось, и мысли постоянно возвращались к сегодняшнему происшествию. Естественно, что от внимательных глаз моей девушки это не ускользнуло, и в конечном итоге я рассказал ей про убийство Бриллии.

Большой тайны в этом я не видел, тем более что казнь одарённого уже вовсю обсуждали по радио.

— Не самая приятная смерть! — еще раз повторила Лена. — Впрочем, слово «приятная» к смерти, наверное, неприменимо.

Да уж… Прекрасная тема для обсуждения на свидании. Я представил, что должен чувствовать человек, когда он еще живой и чувствует, как непонятная железная дрянь ломает черепные кости…

Б-р-р-р! Меня передернуло от омерзения, и я непроизвольно прижал к себе девушку покрепче.

Мы как раз шли по шумной набережной вдоль реки и наслаждались вечерней прохладой и свежестью, которую дарила нам водная гладь. Остывая после жаркого дня, город становился душным, и поэтому у реки, казалось, собралась добрая половина города.

Возле скамеек стихийно образовывались веселые громкие компании, а кто-то просто валялся на траве, желая побыть наедине с самим собой. К ларькам с мороженным и сладостями выстроились длинные очереди. Родители терпеливо ждали возможность приобрести лакомство для своих детей, а те в свою очередь носились вокруг взрослых кругами, наслаждаясь самым чудесным периодом своей жизни.