Хосе Сомоса - Кроатоан

Собравшиеся следят за каждым словом Кармелы, даже Серхи перестал есть. Но этолог замечает, что единственный человек, который начал что-то понимать, несмотря на выпитое, — это Борха. Он бледнеет и глубже откидывается на спинку кресла.

— Ты думаешь, их тоже может затронуть? — осторожно интересуется Нико. До него постепенно доходит смысл.

— Возможно, именно это и означает «Лимит Б», — тихо отвечает Кармела. — «П» — сокращение от «Позвоночные». «Б» может означать «Беспозвоночные».

— А почему это… «лимит»? — После вопроса Серхи опускается свинцовое молчание. Кармела знает, что это молчание заключает в себе ответ, и все-таки девушка пытается перевести его в слова.

— Если то, что сейчас влияет на поведение позвоночных, начнет влиять и на членистоногих… Тогда жизнь остальных видов продлится… всего несколько часов… Серхи, их слишком много, и они расселены по всей планете. После того как накроет беспозвоночных, шансов ни у кого не останется. Никаких. — Голос ее тверд. — Нигде.

Теперь слышно только триумфальное жужжание мухи, полноправной хозяйки тишины.

— У меня пропал аппетит, — объявляет Серхи.

Шум снаружи настигает людей посреди этого страшного оцепенения.

— Что там? — Фатима откладывает апельсин.

— Тсс! — Нико прислушивается. — Это… вертолет.

Мич начинает подвывать и крутиться волчком. Громадное тело Дино Лиццарди медленно поднимается, маленькие глазки все так же глядят в ночь. Он несколько раз открывает и закрывает рот, обрамленный седыми усами, а потом наконец произносит:

— Нет. Есть вертолет, и есть что-то еще. Что-то в лесу. И оно приближается.

Логан шагает вместе со всеми, не глядя по сторонам, и только везение помогает ему избегать препятствий.

Время от времени шея его поворачивается, и он узнаёт себе подобных: слева большой лысый самец, справа дородная самка. Самка врезается в острый дубовый сук. И останавливается на месте, пришпиленная к дереву. Остальные идут дальше.

Здесь никто не является отдельным от других существ: тело Логана кишит другими созданиями. В какой-то момент на его грудь, вибрируя антеннами, усаживается многогранный кузнечик. Кузнечика отпугивает большая ящерица с мозолистой кожей, она пробегает по животу Логана, вращает круглыми глазами и слизывает муравьев. Коготки у нее — как шипы у розы.

Паучиха идет позади Логана; ее гладкие прямые волосы — как сгущенная капля ночи, глаза почти закрыты, лицо поднято, груди напряжены. Веки ее иногда приподымаются, по роговицам ползают маленькие муравьи-разведчики. На влаге этих ровных прозрачных поверхностей уже собрались комочки пыли. На лице девушки муравьи сбиваются в рисунки — это как татуировки племени маори. Паучиха следует общему ритму, ее босые ноги усыпаны синяками и ссадинами. Единственным предметом одежды остались трусики-танга — перепачканная буква V меж двух полушарий. Вот Паучиха подходит к двум поваленным параллельным бревнам. Левая нога перешагивает первое бревно, но попадает в зазор между первым и вторым, а правая нога перемахивает через оба бревна. Паучиха застревает.

Импульс движения вперед не исчерпан, Паучиха наклоняется, левая нога ломается на уровне защемленного колена, раздается треск, большая и малая берцовые кости протыкают кожу, как щепки. Идущие позади не останавливаются: они используют тело Паучихи в качестве моста и их вес взламывает ногу девушки. Хруст раздавленной печенюшки. Паучиха с втоптанным в землю лицом не перестает дергаться, и, когда толпа вокруг нее редеет, она ползет вперед, отталкиваясь здоровой правой и волоча открытую кость левой, оставляя за собой кровавую пену, точно полураздавленная улитка.

С губ девушки, засиженных муравьями, не слетает ни единого стона.

Люди не останавливаются, если у них еще имеются конечности для продвижения вперед. Хромают, ползут на четвереньках, извиваются. Поднимаются по склону, поросшему кривыми деревьями, и по закону тяготения многие люди, пользовавшиеся только ногами, теряют равновесие и скатываются обратно. Тела их — подвижная субстанция наподобие воды в реке, и на каждом большом валуне, перед каждым стволом один или двое застревают, собирая позади себя еще нескольких, пока наконец течение не преодолевает преграду и не продолжает струиться дальше.

Низина, а за ней — новый холм, на котором деревьев не видно из-за людей.

Вот первое, о чем думает Логан: «Какая движуха, какая великая движуха! Я Бизон, и я иду вместе со стаей». Ночное свечение напоминает Логану о фантастических ритуалах его группировки, о танцах в золотистом свете костров, о масках и оргиях. В то время, когда Логан все это вспоминает, нога его проваливается в грязную яму и боль пронзает его как комета, озаряя светом даже его сознание.

Логан останавливается, вытаскивает ногу из ямы, делает шаг в сторону и растерянно озирается.

Единственное, что спасает его от смерти под тяжестью человеческой махины, бредущей следом, — это что задние тоже останавливаются, потеряв ориентир.

А потом внезапно ночь заполняется многоголосым воем. Стоны, крики боли и ужаса. Самцы и самки вокруг Логана вновь превращаются в мужчин и женщин, полностью или частично обнаженных, перепуганных и дрожащих. Логан опирается о ствол дерева. А впереди марш продолжается, спины и головы уходят в темноту валунов, шатаясь, как с похмелья. Остановился только один небольшой отряд.

Кто-то берет Логана за руку: это лысый здоровяк, его ближайший спутник. Незнакомое лицо, испуганно моргающие глаза.

— Мне нужно… Мне лучше пойти домой, — бессвязно бормочет здоровяк. — Нам бы лучше…

Логан стоит, прислонившись к дереву, тяжело дыша, не отвечая. Для ночи в лесу он одет холодновато. Мужчина рядом совершенно обнажен, не считая изгвазданных носков. На лице его муравьи, но он уже успел избавиться от основной массы и отогнал мух, пивших кровь из свежей раны на животе: теперь здоровяк опустился на колени и рассматривает разрез. В шаге позади стоит девчонка-подросток: она вся голая, но перемазана с ног до головы, точно участница эротических боев в грязи. Девушка визжит и закатывает глаза, начиная осознавать собственную наготу. А потом бросается наутек.

— Я только… хотел убежать… — объясняет мужчина. — Уйти подальше… Я только хотел…

Логан не отвечает, он припал к коре дерева. Боль в лодыжке. Израненные подошвы прямо кипят. Люди вокруг всхлипывают, кричат, вопрошают. Но в целом они как будто смирились с возвращением в прежнее состояние. Муравьи перетекают с ладоней Логана, с прежде покрытых лаком, а теперь поломанных ногтей, совершая великий исход на дерево. «А ведь им тоже досталось, — думает Логан, глядя на помятых муравьев. — Теперь и они всего лишь насекомые». Он догадывается, что Большая Мать освободила многих своих приверженцев. Все они пробудились от… как-это-ни-назови. От чертова Морока.