Ксения Мирошник - Невыносимая мисс Пэг [litres]

Вчера мы добрую половину дня провели в участке, где Гобер придирчиво снова и снова расспрашивал нас обо всех наших действиях за последние три дня. Комиссар не давил открыто, по крайней мере на Дюваля, но и подозрений с него не снимал. Он ворчал, что наши передвижения мешают расследованию и поведение подозреваемого в убийстве и той, кто, собственно, его обвинил изначально, кажется весьма подозрительным. Промариновав нас несколько часов, комиссар сжалился и отпустил выспаться и отдохнуть. Мне пришлось позвонить папе в Хилтон и перенести нашу встречу на следующий день. Я заверила его, что все в порядке, просто устала и хочу побыть одна.

Так и было. Покинув участок, я отказалась от обеда с Арманом и Тьери, ощущая, что мне просто необходима передышка. Немного отстраниться от этого дела казалось мне полезным для моих не на шутку расшатавшихся нервов. С тех пор я закрылась в своей квартире и ни с кем не разговаривала, кроме разве что одного короткого диалога с Амеди. Он беспокоился, и это было приятно, но его тепла я уже не искала. Правда дело было не только в этом. Я вдруг подумала, что, пока тень чудовищного преступления витает надо мной, неправильно тащить еще кого-то в свою жизнь. Хотя… возможно, это лишь оправдание отказу любовнику в близости. Наверное, мне хотелось казаться лучше, чем я есть на самом деле.

Даже если очень хочется побыть одному, быть одному на самом деле ужасно не хочется. Звучит довольно странно, но это так. Я поднялась и подошла к клетке. Мсье Луи приподнялся на задних лапках и издал тихий писк, словно тоже искал компанию.

– Доброй ночи, мсье Луи, – грустно улыбнулась я, сажая приятеля на ладонь и поглаживая его головку пальцем. – Со всеми этими страстями я совершенно позабыла о вас, но, я надеюсь, вы меня простите.

Вздохнув, снова присела на стул и подставила лицо легкому дуновению ночной прохлады. Погода стояла изумительная: не жаркая и не холодная. Я вроде и была в эту минуту одна, но одинокой уже себя не чувствовала. Да, мсье Луи не может сказать добрых слов, но само его присутствие делало этот мир лучше. С тех пор как я его купила, не пожалела ни разу. Было в этом чудесном животном что-то уютное, словно в мое отсутствие он вдыхал в квартиру жизнь и тепло, словно сохранял в ней уют, присущий ему самому. Я знала, что крысы долго не живут, и думать о скорой кончине моего компаньона было страшно.

– И что я без вас буду делать? – снова вздохнула я, а мсье Луи словно поняв каждое слово, коснулся носом моей руки. – Кто будет скрашивать мое одиночество? Кто будет греть мои руки?

И зачем я думаю о смерти? Хотя в той ситуации, которая сложилась, думать о чем-либо другом было сложно. Этот кошмар и глаза Кароль во сне впервые за последние годы натолкнули меня на мысль, что и я могу не пережить это лето. Как странно, вместо страха от этой мысли пришла апатия, безликое отупение и осознание какой-то неотвратимости. В этом оцепенении я встретила рассвет, а потом и позавтракала. Мы с папой договорились встретиться в полдень, чтобы выпить кофе в «Клозери-де-Лила», а потом прогуляться пешком до Люксембургского сада. Это было своего рода традицией, и сейчас ничего лучше чего-то милого из детства я представить не могла.

Приняла ванну, совершенно не торопясь и подливая горячую воду до тех пор, пока моя кожа совсем не размякла и не превратилась в подобие косточки персика. Неторопливо выкурила сигарету, наслаждаясь утренней суетой уже давно приступившего к своим делам города, а потом озаботилась выбором одежды. Почему-то в моей голове засела мысль, что чем лучше я буду выглядеть, тем спокойнее будет моему отцу, который наверняка за прошедшие сутки не находил себе места от тревоги. Я гордилась тем, что, несмотря на это, папа все же держал свое слово. Знала, чего ему это стоило, и была безмерно благодарна.

Натягивая чулки, вспомнила об Армане и на время выпала из времени и пространства. Ласковое солнце скользнуло по моему лицу, и я зажмурилась, воспроизводя в памяти прекрасное лицо Дюваля. Его строгие черты, проницательный взгляд, который заставлял дыхание сбиваться, а сердце взволнованно стучать. Я распахнула глаза, чтобы избавиться от навязчивой мысли, которая врывалась в голову уже не в первый раз, но лицо Армана все еще упрямо стояло перед глазами. Помимо внешней привлекательности мой новый знакомый обладал невероятной притягательностью. Его движения, походка и даже голос манили меня своей сексуальностью, и я не могла не фантазировать о том, как хорошо бы испробовать на себе все ласки, которые он мог предложить. Контролировать это было практически невозможно. Чтобы отвлечься от его тела, я нарочно вспомнила о словах Дюваля. Он собирался заняться поисками адептов, посещающих дом номер девятнадцать по набережной Бурбон. Арман был уверен, что не только мои связи могут оказаться полезными в нашем расследовании.

Будто очнувшись, я надела самое элегантное платье из всех, что у меня имелись, выбрала украшения, которые на прошлое Рождество подарила мне мама, немного подкрасилась и пристроила на голову шляпку. Взглянув на себя в зеркало, поняла, что справилась. Теплая ванна и почти незаметный макияж помогли скрыть следы бессонной ночи. Вид у меня был более или менее цветущий. Я насильно улыбнулась своему отражению, будто репетируя, насколько правдоподобно будет выглядеть перед папой моя напускная веселость.

– Что ж, пора успокоить родителя, а заодно и самой понежиться в его заботе.

До знаменитого кафе дошла пешком, неизбежно прокручивая в голове предстоящий разговор. Точнее, я представляла, что скажет отец и что на это буду отвечать я.

«Клозери-де-Лила» в девятнадцатом веке открыл некий Бюлье, который первоначально создал здесь бальный зал, окружив его кустами сирени. И примечателен этот зал был тем, что на балах могли присутствовать все, независимо от звания и состояния. Это привлекало внимание разношерстной публики. Напротив зала когда-то находилась старая почтовая станция дилижансов, последняя при выезде из Парижа по дороге на Орлеан. Бюлье купил ее и открыл кафе. Все это нам когда-то рассказал один из официантов. Однако, несмотря на интересную историю, прославилось «Клозери-де-Лила» только после Всемирной выставки 1900 года. А уже после войны кафе стало одним из тех мест Монпарнаса, которое посещали писатели, поэты и художники.

От шумного проспекта и перекрестка кафе отделяла живая изгородь, при входе я попала в уютный дворик, где гостей встречал распорядитель, который проводил меня к одному из свободных столиков. Я пришла немного раньше, что позволило перевести дух и подготовиться к встрече с отцом.

Бастиан Идо появился буквально через несколько минут, ласково чмокнул меня в макушку и присел напротив. На миг по его лицу скользнуло облегчение, будто он не надеялся застать меня в добром здравии. Я улыбнулась и накрыла его руку своей ладонью.