Ксения Мирошник - Невыносимая мисс Пэг [litres]

Такси свернуло с бульвара Инвалидов на улицу де Варенн и все ближе подбиралось к музею Родена. Я сжимала в руках клочок бумаги с напечатанным на нем адресом и пыталась справиться с волнением. Капли мелкого дождя стекали по окну и собирались у его основания, образуя унылую лужицу. Несмотря на пасмурную погоду и уже успевшую опуститься на Париж ночь, на улице не было холодно, но по моей спине почему-то пробегал мороз.

Автомобиль притормозил у входа в великолепный сад, который я уже видела, когда только-только переехала в столицу. Выставленные здесь работы почившего десять лет назад скульптора Огюста Родена манили не только туристов, но и горожан. Никогда не смогу забыть, какое впечатление на меня произвел его «Поцелуй». Впервые увидев эту композицию, я застыла как вкопанная, не в силах оторвать глаз от великолепной целующейся пары. Какие линии, какая грация и, несомненно, страсть. Общественность по-разному воспринимала творчество талантливого мастера, одни восхищались новатором, другие откровенно порицали. Не сказать, чтобы я прекрасно разбиралась в искусстве, но понять, насколько мне нравится то или иное произведение, была способна.

Прежде чем выйти из машины, глубоко вдохнула через нос и выдохнула ртом. Я не считала себя трусливой, но и абсолютно безрассудной тоже не была. Ночные прогулки по наводке, взявшейся буквально из ниоткуда, могут обернуться бедой. Нащупала в кармане пальто старенький револьвер отца, и на душе заметно потеплело. Меня научили стрелять еще в детстве, хотя это полезно, лишь когда оружие есть под рукой. Иногда подобные умения не спасают.

Открыла дверцу и мысленно чертыхнулась, опуская ноги в лужу. Терпеть не могу, когда в туфлях хлюпает. Вообще, дождь сам по себе меня никогда не пугал, я его даже любила, но мокрые ноги – это совсем другое. Подняла воротник и поежилась, когда осталась совсем одна под слабым светом фонаря. Сад – это, конечно, красиво, но не в тот момент, когда каждая тень из-за угла способна довести до безумия.

– Улица де Варенн, семьдесят семь. «Врата ада», – пробормотала написанное на бумажке.

Понять, что это значило, мог любой парижанин. «Врата ада» – это одна из монументальных скульптур Родена, выставленная слева от входа в парк. Ее я тоже уже видела, но по сей день считала непостижимой. Довольно амбициозная работа, представляющая собой, как и следовало из названия, ворота, только буквально облепленные разного рода фигурами и отдельными композициями. Тела, тягучие и пластичные, прорывались сквозь камень и вызывали смешанные чувства. Именно во мне – ни одного позитивного, поэтому сейчас новая встреча с музеем вызывала мурашки по коже.

Я осмотрелась и снова засунула руку в карман, чтобы почувствовать холод металла, создававшего иллюзию безопасности. Что ж, раз уж решила приехать, медлить смысла не было.

Музей расположился в прекрасном особняке Бирон, который был построен в восемнадцатом веке и задумывался как отель. Его окружал огромный парк, где и находились многочисленные работы скульптора. Ворота оказались приоткрытыми, это насторожило, но, еще раз хорошенько оглядевшись, я все-таки вошла.

Неприятная морось вымочила пальто, я поежилась, но продолжила двигаться вперед. Для надежности достала фонарик, чтобы в любую минуту осветить свой путь. Далеко идти не пришлось, устрашающая скульптура Родена, вдохновленного «Божественной комедией» Данте, возникла передо мной быстрее, чем я ожидала. Не до конца понимая, зачем приехала и какая неведомая сила явила мне этот адрес, я остановилась. Медленно обвела слабым лучом света сначала серую кирпичную стену позади врат, а потом и само изваяние. Ничего необычного не заметила, поэтому сделала несколько шагов вперед, продолжая водить фонариком вокруг себя.

Задержавшись на скульптуре, осознала, что в ночи она выглядит еще более удручающей, вызывающей уныние и чувство полной безнадежности. Роден заключил в нее все пороки и вложил ад собственной любви, которой вдохновлялся и которой губил своих любовниц.

Луч фонаря освещал мрачные лица и изгибы фигур, скользил по фасаду, ласкал разнообразные части человеческих тел, истерзанных и страдающих. В тот момент, когда я уже успокоилась, не обнаружив ничего более ужасного, чем сама скульптура, свет, который опустился к подножию, выхватил что-то странное. Я застыла, чувствуя, как тело опаляет жар. Возможно, показалось.

Несколько раз выдохнув и постаравшись замедлить участившийся от страха пульс, я вернулась к тому месту, что привлекло мое внимание. Увиденное заставило меня резко накрыть рот ладонью, чтобы не вскрикнуть. Сердце вновь суматошно застучало, а ноги слегка подкосились. Я зажмурилась и заставила себя сделать несколько больших глотков воздуха, чтобы вернуть самообладание. Профессия журналиста не любит слабаков и трусов. Несмотря на то что редактор еще не доверял мне ничего, кроме освещения светской хроники, такой я была с самого детства – жесткой и напористой. Но даже природные качества не помогают, когда ночной кошмар врывается в реальность.

У подножия врат, раскинув руки в стороны, лежало почти полностью обнаженное тело девушки. Очень медленно и осторожно я приблизилась, стараясь ничем не нарушить обстановку. От знакомых в полиции слышала, что не только само тело, но и все, что его окружает, очень важно для расследования.

Голова девушки оказалась повернута к вратам, поэтому лица ее я не видела. Босые ноги в одном разорванном чулке были в синяках и ссадинах, на ногтях – лак рубинового цвета, по крайней мере, он казался таким в свете фонаря. Стараясь не обращать внимания на дрожь в коленях, я продолжила рассматривать тело. Дальше мне бросились в глаза коротенькие шелковые панталоны, на которые стекала кровь из раны над пупком. Сама рана выглядела безобразно, не как просто порез или что-то в этом роде, а будто ее разорвали. Я отвернулась и зажмурилась, пытаясь подавить тошноту. Сквозь зажатые веки проступили слезы, и ужас произошедшего с бедняжкой навалился всей своей тяжестью.

Ощутив подступающую панику и сопутствующий ей жар, я запрокинула голову и подставила лицо холодным каплям. Нельзя было допустить, чтобы нервы сдали, пришлось снова начать глубоко вдыхать и медленно выдыхать.

Я осознавала, что необходимо вызвать полицию, но прежде чем меня выдворят прочь, нужно все хорошенько осмотреть. Я не раз просилась в помощницы к моему другу Жерому, ведущему криминальную хронику. И хотя положительного ответа пока не было, мои заметки могли стать прекрасным поводом для манипуляций.

Стараясь больше не смотреть на рану – мне вполне хватило и первого взгляда, – я скользнула по обнаженной груди. Заметила что-то блестящее и присела неподалеку, разглядывая серебряный медальон. В таких обычно хранили фото. Маленький резной овал был приоткрыт, будто приглашал заглянуть внутрь. Я так и сделала. Как и предполагала, там оказались фото мужчины и женщины средних лет. Рассмотреть детально, не приближаясь, возможности не было, но это лучше, чем ничего.