Анна Калина - Его любимая Кошка [СИ]

Вот Фари собиралась быть фиалкой. Господин Харди уже даже набросал эскиз наряда. Глубокий фиолетовый цвет, дорогой атлас и воздушные оборки из полупрозрачной сетки. И всюду множество крохотных фиалок из лент. К тёмным волосам Фариэллы и её голубым глазам этот наряд пойдёт безусловно. А жалование фрейлины покроет все расходы, ещё и на шляпку хватит. Мы же во дворце на полном довольствии содержимся, на что ещё тратиться, как не на гардероб. И Фари стойко сидела на диете, а я… а я иногда с диеты сползала.

— Ну один, — попросила я подругу, — а потом меня Пушок протянет по парку кружков двадцать. А?

— Ладно, тебе можно, — вздохнула Фари, — с твоими формами не опасно есть пирожки.

Какие формы? Где? Своей формой жука-палочника я почему-то вызывала жгучую зависть у придворных девиц, пивших для похудения уксус. Хотя я не замечала в их фигурах чего-то там уж слишком лишнего. Или безобразного. Красота — она же не в объемах талии или бедёр. И даже не в цвете глаз.

— Два пирожка, — напомнил мне Руфус, — с вашим балом я вообще отощаю.

Я удивлённо глянула на Руфуса, а тот уже щеголял в воздухе в образе тощей цапли. Клоун. Не джинн, а цирк шапито. И угораздило же меня вытащить это кольцо из моря. Ах какое счастье! Вы же думаете, что Руфус джинн из сказок и исполняет желания? А вот и нет! Джинны разные бывают, и чаще всего желания исполняли те из них, кто относился к сущностям тёмного мира. Их удерживала власть хозяина или той вещи, куда их заточали. Джинн мог хозяину и навредить. По некоторым легендам, даже скушать.

А Руфус это больше хранитель. Он не исполняет желания, магия его настолько ничтожна, что её почти нет. Зато общительность, нахальство, любопытство и наглый нос — в наличии. Я могла бы выбросить этот перстень но… Признаюсь честно, с появлением Руфуса я хоть не ощущала себя такой уж одинокой и оторванной от мира. Да и поговорить о непостижимом теперь было с кем. Первое время я боялась, что джинн это плод моих фантазий и я так же, как моя несчастная матушка, приближаюсь к безумию. Но были моменты, когда джинн реально помог и даже спас мне жизнь. Так что он не галлюцинация.

— Кстати, твоё прозвище прилепилось к Файсу, и девушки из дворца его уже вовсю называют Медведем, — хихикнула Фари.

— Как? Зачем? — ошалела я.

— Как зачем? — удивилась Фариэлла, подставляя лицо весеннему солнцу, — от скуки. Они вчера не унимались, битый час обсуждая то, почему это ты и он из парка пришли вместе…

Я даже споткнулась от неожиданности. То есть то, что вчера во дворце человек ушёл из жизни, наш курятник не заботило, а вот я и Файс… Потрясающая оторванность от реалий жизни! Будто в пузыре живут, где, кроме моды и сплетен, других проблем и нет… Хотя что этим золотым девочкам знать о бедах? Откуда? Они выросли в роскоши, в роскоши живут, и их просто передадут супругу, который в роскоши их будет содержать далее. Это на моих руках еле свели мозоли от стирки… Да, было время, когда леди Роннер хваталась за любой, даже самый тяжелый труд.

— Бред, — фыркнула я, — они сходят с ума.

— Они плетут сплетню, — пожала плечами Фари, — а я тебя предупреждаю.

«Пускай подавятся своим ядом», — всё, что я могла бы сказать в ответ. Мне были безразличны эти мелкие нападки из репертуара школьных лет. Хотя Катриэлла Зьонге и Лилия Норгас — они для меня и есть дети. Сколько им? Восемнадцать? Для них я сущая старуха, невесть как, без связей и денег, угодившая в свиту императрицы. Так я и не стремилась сюда. Я вообще не надеялась ни на что хорошее в своей жизни, только на одинокую старость в нищете. А большего и не светило в те дни.

— Так как ты встретила Файса? Как он тебе? Ну, рассказывай, — схватила меня за руку Фари.

Руфус подплыл ближе к Фари и замер за её спиной, вопросительным знаком изгибая хвост. Сплетник, паяц, нахал!

— Что я пропустил, крошка моя? — мурлыкнул кот, — что за самец?

Нет, я всё же вышвырну этот перстень в сад, и пускай другой «счастливчик» разбирается с Руфусом. А то он сначала всё проспит, а потом…

— Что тебе рассказать? — пожала я плечами, отвечая обоим собеседникам, — Обычный человек, приятный в общении, неглуп. Воспитан.

— Галантен, широк в плечах, с тёмным прошлым и суровым взглядом… Ави, ты совершенно не умеешь описывать мужчин, — вздохнула Фари.

— Я констатирую факты, мне его разглядывать некогда было, и чего ты так вдруг прониклась этим Файсом?

— Не одна я, по дворцу уже ходят всякого рода слухи, — мечтательно вздохнула Фариэлла, — Что он был в изгнании и только волею нового императора его вернули ко двору!

Руфус внимательно слушал Фариэллу, кивая в такт её словам. Наглая морда духа расплывалась в мечтательной улыбке.

— Какой мужчина, — протянул Руфус.

— И? — складывая руки на груди, фыркнула я.

— И? — разнервничалась Фари. — Ты издеваешься? Это же мужчина нарасхват. Молод, хорош собой, судя по всему друг императорской семьи!

— У тебя есть жених, — со смехом напомнила я подруге.

— А у тебя нет, — грубо оборвала она меня, — а птички из нашего с тобой курятника уже обсуждают захват этой крепости! Не будь дурочкой, подруга. Он отличная партия.

В наступившей паузе хорошо было слышно аплодисменты, которые Руфус дарил Фариэлле. Джинн размахивал хвостом, хлопал лапками, а потом, засунув два пальца в рот, громко свистнул.

— Фари, начинай уже кушать ещё что-то кроме солнечной энергии, у тебя явный бред от истощения, — вздохнула я, посылая Руфусу злой взгляд.

— Я о твоей судьбе забочусь! — покачала головой подруга, — женщине нужно надежное плечо и защита.

— Не нужно. Мне не интересны романы во дворце. Я отлично провожу время и счастлива.

Я отмахнулась от слов подруги и принялась искать взглядом вывеску пекарни. Сейчас куплю пирожки, съем их все на глазах Руфуса и отправлюсь на казнь к модистке! День испорчен, настроение тоже.

Далее была пекарня и ароматная выпечка со свежими яблоками. Сладкий аромат ванили и корицы, дурманящий запах свежего кофе.

А за окном пекарни послышался свист. Постовые бежали куда-то, придерживая на головах фуражки. Крик, гам, чей-то испуганный вопль. Я, вопреки уговорам Фари, выглянула на улицу. В толпе зевак кто-то ругался, кто-то ужасался. А постовые уже вели по улице мужчину, в измазанной сажей одежде. Простой рабочий, судя по всему один из тех, кто ремонтировал здания в этой части города. Мужчина тряс головой и безумным взглядом шарил по сторонам, будто искал поддержки или защиты.

— Это не я… я не трогал, — бормотал он, когда его проводили мимо меня, — я её не знал даже. Я не трогал, я не помню…

Удар кулаком в живот, заставил мужчину замолчать. Его посадили в полицейскую карету, которая уже подъехала к месту событий. Мужчина пару раз обернулся туда, где галдела толпа, косой солнечный луч упал ему а лицо… Это не могло быть иллюзией. Его глаза меняли цвет. В толпе взволнованные голоса произносили жуткие слова «убийство», «невозможная жестокость», «на ровном месте впал в ярость». А после Фари затащила меня обратно в пекарню.