Ян Валетов - Проклятый. Евангелие от Иуды. Книга 1

— Подожди меня тут, — приказал он мальчишке, который немедленно шмыгнул в угол и засверкал оттуда любопытными гла-зюками.

Их было двое.

Несколько секунд мужчины настороженно молчали, внимательно и недоверчиво оглядывая друг друга, потом один из ожидавших, казавшийся высоким, даже когда сидел, произнес негромко:

— Здравствуй, брат.

Сев за крепко сколоченный, темный от пролитого пития и масла стол, Ираклий молча взял стоящий на столе кувшин, плеснул прошлогоднего вина в глиняную кружку и с видимым удовольствием выпил. Потянулся было к сыру и пите [73] Пита, питта — круглый, плоский пресный хлеб, который готовится из тонкой белой или коричневой муки. Чрезвычайно популярен на побережье Средиземного моря и в странах Ближнего Востока. , но раздумал и откинулся на спинку скамейки, опершись левой рукой на рукоять меча.

Царившее за столом молчание явно затягивалось, наконец, высокий сообразил, что именно идет не так, и, вытащив из кармана причудливо отрубленную треть крупной серебряной монеты, положил ее на стол перед Ираклием.

Его спутник (человек с благообразным, как у молящегося праведника, лицом и необычной для этих мест бледной холеной кожей, на которой его серые глаза выглядели маленькими щелками) тоже достал часть монеты и приложил ее к первой. С первого взгляда было видно, что эти два фрагмента серебряного диска подошли друг к другу, соединившись в одно целое. Убедившись в этом, последний из прибывших присоединил к монете третью часть.

— Называйте меня Ираклий, — сказал путешественник на латыни. — Так мне привычнее. Как мне называть вас?

— Я — Василий, — представился длинный.

— Меня зовут Людвиг, — присоединился к знакомству сероглазый.

— Надеюсь, — Ираклий едва заметно двинул бровью, и его изуродованное ухо вздрогнуло, словно у волка, заслышавшего стук копыт добычи, — имена ненастоящие?

— Конечно, — отозвался сероглазый. — Не сомневайтесь, Ираклий. Все помнят правила.

Василий кивнул в знак согласия.

— Поешьте с дороги, — предложил он. — Вы, должно быть, голодны. Как прошло путешествие?

— Дорога нынче не бывает легкой, — Ираклий снова плеснул себе вина и на этот раз взял с тарелки кусок питы с сыром. — Слишком много лихих людей на суше и море. Слишком много желающих узнать не только содержимое моего кошеля, но и цвет моей крови. Тяжелые времена, длинная дорога. Тем более, что ехал я сюда кружным путем…

Он помолчал и сделал еще несколько глотков, явно наслаждаясь прохладной темно-красной жидкостью.

— Хорошее вино, особенно для прошлогоднего! — сказал он, водрузив кружку на столешницу.

Ел он быстро, но аккуратно, практически не роняя крошек. Чувствовалось, что он привык к простой крестьянской пище и даже любит ее по-настоящему. Сыр, чуть солоноватый, мягкий, но не мокрый, белая нежная пита, крупно нарезанный сладко-острый лук да красное вино, пахнущее терпким средиземноморским солнцем…

— Я жду вас четыре дня, — сообщил тот, кто назвался Людвигом. — Здесь нет постоялого двора, и я ночую в харчевне. Это унизительно, но можно вытерпеть. А вот еда… Меня уже тошнит от баранины и вина с сыром.

Голос его звучал ласково, внешность была располагающей, но в произнесенной фразе явственно сквозило раздражение. Трудно было сформулировать, чем именно недоволен сероглазый, но он был раздражен и недоброжелателен. Ираклий из своих тридцати семи лет тридцать учился управлять людьми, и эта деталь от него не ускользнула.

— Вам тут жарко, Людвиг? — осведомился он, пережевывая еду. — Вижу, что жарко. И мне тоже. Что поделать, климат здесь не такой, как в лесах на севере. И именно поэтому тут не выращивают свиней. Зато ловят вкуснейшую рыбу. Почему бы нам не заказать ее к столу вместо баранины?

Подошедший на зов хозяин таверны был полон, одышлив и подобострастен. Ираклий краем глаза увидел мальчишку-посыльного, присевшего на каменный парапет в отдалении от них, и отметил что отец и сын поразительно несхожи. Причем не чертами лица, а манерой поведения, как несхожи вежливость и подобострастие. Природа часто играла забавные шутки, давая отцам поводы усомниться в своем участии в зачатии ребенка, но тут оснований для сомнений не было. Тот же нос, та же линия бровей, но вот внутреннее содержание, дух — так изменили оболочку изнутри, что, наверное, сам Творец в недоумении развел бы руками.

Впрочем, Ираклий не относился к тем, кто делал поспешные выводы и поддавался первому впечатлению. Нет, конечно же первое впечатление зачастую было самым верным, но все же… Все же…

Путешественник снова бросил быстрый взгляд на мальчишку. Тот всем своим видом изображал незаинтересованность и отсутствие всяческого любопытства, но видно было, что это не так.

Приезжий скрыл ухмылку в уголках узкого рта.

Когда хозяин отошел, приняв заказ на рыбу и печеные на огне овощи, утоливший первый голод Ираклий, чуть отодвинулся от стола и произнес:

— Ну, что ж, господа, давайте начнем с Богом… Всем, надеюсь, ясно, что Тот, кто сегодня Первый, не зря собрал вместе людей, которые в другой ситуации не должны были видеть друг друга ни при каких обстоятельствах?

— Как я понимаю, — сказал Василий, склонив голову в знак согласия, — нас привели сюда константинопольские события, случившиеся этим летом.

Латынь его была безупречна, ее можно было даже назвать изящной, но в произношении все же чувствовался слегка шипящий греческий акцент.

— Это так, — подтвердил Ираклий. — О причине не столь сложно догадаться. Но сразу скажу, что прибыл сюда не улаживать спор между противоборствующими сторонами. И хочу, чтобы вы об этом знали. Это не в моих силах. И, думаю, теперь нет на свете человека, который бы смог исправить случившееся. То, что произошло — уже произошло, и в этом нет нашей вины. Упущение было не вчера и не сегодня. Этим летом случилось горе, а корни его тянутся так далеко в прошлое, что мы с вами можем только вздохнуть. И прежде случалась схизма [74] Схизма (др. — греч. луігща — «расщепление, раскол, распря») — раскол в Церкви или иной религиозной организации. в Доме Божьем, но никогда еще раскол не был так глубок, как сейчас. Тридцать пять лет Акакианской схизмы [75] Акакианская схизма — 35-летний (484–519 гг.) церковный раскол между Востоком и Западом, вызванный спорами вокруг «Энотикона» императора Зенона, назван по имени константинопольского патриарха Акакия. Акакианская схизма стала первым церковным расколом в истории христианства. были лишь предвестниками нынешней катастрофы. Случилось, — отрезал он. — Примем данность как Божью волю. Отныне есть две церкви, о судьбе и благополучии которых нам предстоит печься. Тайный конклав остается Тайным конклавом. Если даже произойдет так, что домов Божьих станет еще больше, то у нас всего лишь прибавится работы. Потому что призваны мы защищать не стены, а дух в этих стенах. И не людям, пусть даже облеченным властью, решать, какая из церквей ближе к Богу. Не людям.