Аргентина Танго - Голос во тьме

— Зачем? — прошептала Джен. — Шлюху же убил смотритель.

— И мы шли, — бормотал Эндрю, листая молитвенник то назад, то вперед, — и шли, и шли, пока не узрели врата! И он велел мне открыть их! И я открыл! — Полтора кулака поднял руки, покрытые полузажившими кровоподтеками и ранами; некоторые уже загноились. — И открыв врата… открыв… открыв…

Его голос превратился в невнятное бормотание. Эндрю склонился над молитвенником и принялся качаться из стороны в сторону.

— Главные ворота парка запираются цепями, — тихо пояснил ведьме Бреннон. — Но я не понимаю, почему чародей не воспользовался заклятием… А дальше? Что было дальше?

— Он позвал, и человек пришел, — тускло отозвался Эндрю. — И повел нас в лес. И велел он ей умереть, и она умерла, — в его глазах наконец появилось что–то осмысленное. — И тут его власть надо мной ослабла, и я… я… — он сжал кулаки, вздрогнул от боли и посмотрел на свои руки. — И я свалил оттуда. Бежал, пока не… — сутенер кивнул на дверь. — Чуть не сдох по морозу. Но здесь он меня не найдет, нет, нет, не найдет! — он хихикнул.

— Ладно, мужик, уймись и расслабься, — сказала ведьма, присела перед ним на корточки и посмотрела ему в глаза. Полтора кулака шарахнулся в угол и завопил; однако его крик тут же угас, и он покорно уставился на Джен. Бреннон прошелся по каморке. Единственный уцелевший свидетель, которого ему удалось найти, сбрендил и к тому же не помнил и половины из того, что комиссару было надо. Отличный результат.

— Спроси, как этот глас выглядел, — хмуро велел Натан.

— Вспомни его лицо, — сказала девушка.

— У него нет лица, — без выражения ответил Эндрю и обвел свою рожу пальцем: — Тут было пятно, и голос его был здесь, здесь! — он снова ударил себя по лбу.

— А кроме лица? Что у него было кроме лица? Что ты увидел?

— Худой, — после долгой паузы откликнулся сутенер; Бреннон дернулся. — Низкий, Пэтти ниже плеча. Где Пэтти? Она моя, она была со мной! Где…

— Тша, — сказала ведьма. — Забудь о Пэтти.

Комиссар сник. Глупая надежда, что это был пироман, тут же стухла. Этот тип был худой, но очень высокий, не уступал в росте самому Бреннону.

— Руки, — вдруг чуть слышно пробормотал Эндрю. — Руки… маленькие руки… такие маленькие…

…когда они наконец выбрались из люка, комиссар обнаружил, что Папа Эймс вполне пришел в себя. Кабатчик натужно сипел, пытаясь одновременно выплюнуть кляп, порвать ремень, которым связали руки, и подкатиться к двери. Бреннон остановился над ним, достал бумажник и бросил под нос Эймсу банкноту в полсотни. Папа перестал извиваться и заинтересованно скосил глаза на деньги.

— Охраняй его, как зеницу ока, — велел комиссар. — Тут на неделю. Потеряешь этого типа — попрощаешься с зеницей, усек?

Эймс так истово закивал, что чуть не подавился кляпом.

— Идем, — сказал ведьме Бреннон. — Мы тут закончили.

Комиссар вернулся в департамент к четырем — после ванны, обеда и смены всей одежды, от белья до шляпы. Даже пес, когда они прибыли в дом86, поднял морду, громко, выразительно принюхался и насмешливо фыркнул. Лонгсдейл ничего не заметил, зарывшись в карты по уши.

«Могло быть и хуже», — Бреннон ожидал обнаружить на месте кабака дымящиеся руины, но ведьма проявила себя весьма скромно — ограничилась физическими увечьями.

«Твоих рук дело?» — строго спросил ее Натан, наблюдая за жертвами побоища.

«По большей части», — уклончиво ответила Джен, и он не был уверен, что она так уж преувеличила. По дороге к дому Лонгсдейла они обменялись кое–какими соображениями, но ничего нового Бреннону пока в голову не пришло. Ведьма сказала, что разум Эндрю Полтора кулака разрушен грубым влиянием. Образы, извлеченные из его памяти, были слишком смутными: загадочный обладатель «гласа» выглядел как худая тонкая фигура с темным пятном вместо лица и маленькими руками, затянутыми в бледно–серые перчатки. Но опознавать его по такой примете было бессмысленно — даже у комиссара в шкафу лежала пара дешевых серых перчаток.

Галлахер караулил начальство у кабинета. Бреннон кивком велел ему войти следом. Детектив на ходу вытряхнул из папки увесистую стопку бумаги — протоколы допроса больничного персонала.

— Ну, что там?

— Тухло, сэр. Никто ничего не видел, но при этом глаза прикрыть ни–ни, всю ночь не смыкали.

— Поднажми на них. Они не могут быть все слепыми.

Галлахер самодовольно пригладил усы.

— Вот потому, сэр, я решил допросить пациентов. Среди них мне попалась весьма бодрая старушка, миссис Рослин. У нее бессонница и сломанная лодыжка. Так что, как вы понимаете, уснуть ей трудновато. Вот она–то и видела парочку очень поздних посетителей в ту самую ночь.

— Да неужто? — недоверчиво спросил Бреннон. — А с головой у нее как? Может, она регулярно видит эльфов и фей?

«А уж чего я‑то видел…» — тут же подумалось ему.

— Здравомыслящая бабулька, хоть и глуховатая, — пожал плечами Галлахер. — Я проверил у родичей — на старческое слабоумие она не жалуется. Так вот, с ее койки видна дверь в палату, где держат тяжелых больных. Старушка клянется мамой, что ночью к ним входили аж двое — при чем вторым был высокий худощавый джентльмен, темноволосый, с тростью, с виду вполне человекоподобный, а вот первого она описала… гхм… цитирую, — детектив развернул лист с показаниями миссис Рослин: — «Такая фигура, невысокая, тонкая, туманная как бы. Такая тень, как бы обволакивающая голову».

— Как бы тень, — тяжело сказал комиссар, сверля подчиненного взглядом.

— Бабулька близорука, — хмыкнул Галлахер, — а от бессонницы глаза воспаляются. Так что ничего удивительного, что лиц она не рассмотрела.

— Перчаток тоже…

— Сэр?

— Во сколько это было?

— Она не знает. У миссис Рослин нет часов, и она вообще не следит за временем. Но персонал уже закончил все процедуры, и пациенты спали. Как вы думаете, сэр, этот первый, низкий и тощий, мог ввести бандитам отраву?

— Ну, судя по словам миссис Рослин, никто ему не мешал.

— Странно, что за одну ночь мимо дежурных санитаров прошли аж двое, а никто и не чухнулся.

— Чего тут странного? Вспомни, с кем мы имеем дело. Ты неплохо потрудился. Дуй обратно в больницу и дожми персонал показаниями старушки. Кто–то же должен был увидеть хоть одно лицо, черт побери!

— Есть, сэр. Бирн все еще у Шиханов. И миссис ван Аллен, — кашлянул Галлахер, — все еще просит вас зайти.

— Угу, — пробурчал комиссар. Детектив понятливо испарился. Натан придвинул к себе оставленную папку и задумался над показаниями старушки Рослин. Что–то тут не складывалось. Если эта тварь в перчатках способна прокрутить человеческий разум, как фарш в мясорубке, то почему она не захватила контроль над всеми, кто ворвался в комнату к Пег? Как Полтора кулака смог сам вырваться? Почему, если уж тварь знает заклятие смертельного сна — почему она не использует другие? Неужели открыть чарами цепи на воротах труднее, чем уморить трех человек? Почему, в конце концов, она сдирает с жертв по кусочку кожи, хотя, казалось бы, проще и логичней использовать по максимуму один труп?