Эд Данилюк - Сыщик Вийт и его невероятные расследования [litres]

– Вот как? – хмыкнул Вийт.

– Именно! – закивал мужчина. – А ещё у вас такие умные глаза! Вы наверняка любите загадки! Вот из чего это сделано? Скажите!

Он протянул сыщику табакерку, удивительно лёгкую, чрезвычайно гладкую, необычную на ощупь. Вийт в недоумении повертел вещицу в пальцах.

– Вы идите, идите к механическим изобретениям, – продолжал старичок. – Не стойте, идите! Просто помните, что сегодня вы встретились с будущим! Да, будущим! А что, нет? Это не дерево, не кость, не камень, не ткань, не металл. Это паркези́н. Вы спросите, что такое паркезин? Ведь спросите? Да? Хлопок, обработанный смесью серной и азотной кислот, а затем растворённый в спирте и высушенный до твёрдого состояния. Конечно, это не все секреты, но разве они вам нужны! Зачем секреты! Правильно? Идите, молодые люди, идите, веселитесь!

В лёгком недоумении Фирс вернул старичку табакерку, и они с Вийтом двинулись в другой проход, по пути то и дело оглядываясь на необычного собеседника.

Уже через несколько шагов они оказались перед чем-то большим, вращающимся, ухающим, исходящим паром.

– Je m’appelle monsieur Marinoni [84] Я месье Маринони (фр.). , – остановил их солидный мужчина с решительным взглядом. Его усы топорщились над бородой à la balbo [85]. – Я… я есть… – произнёс он с сильным акцентом и остановился посреди фразы, не в силах подобрать нужные слова, – я… я есть…

– Это господин Маринони́, – пришла ему на помощь лихого вида дама в очках, до сего момента деловито раскладывавшая бумаги на столе. Француз с облегчением закивал. Женщина же уставилась на Вийта с Фирсом взглядом обвинителя. – Это… – она, не оборачиваясь, ткнула рукой назад, – это машина господина Маринони. Фактически это газетный печатный станок. Но! – дама сделала паузу и подняла карандаш вверх. Очки её сверкнули. – Этот станок способен печатать до сорока тысяч экземпляров газеты в час!

Вийт присвистнул. Фирс повнимательнее взглянул на механизм.

– Основные новшества: не листы бумаги, а рулон, – продолжала энергичная женщина, – печать не с одной стороны, а с обеих! И конечно, механические разрезание, складывание и штабелёвка!

– Впечатляет, – выдохнул истопник. – Но куда ж столько газет?

– Distribution à l’échelle nationale! [86]– встрял Маринони, явно страдавший от того, что не может лично презентовать собственное изобретение.

– Да, – строго кивнула дама. – Пора переходить от местечковых газетёнок к общегосударственным изданиям! А то «Чутков» в провинциях вечно не хватает!

– Ого! – не удержался Вийт.

– Именно так! – смерила его взглядом женщина.

Товарищи попятились от суровой дамы и наткнулись на толпу, окружавшую довольно большой пятачок свободного пространства. В центре находилось нечто, что Вийт сначала принял за обычную машину для ходьбы. Но нет, ноги ездока совершенно не касались земли! Они поочерёдно давили сверху вниз на что-то вроде уступок, из-за чего весь механизм ехал вперёд. Было всего два колеса, никакой дополнительной опоры, но диковинка не падала!

– Педальный конь Макми́ллана! – торжественно пояснял похожий на циркуль ездок. Он кружил на своём агрегате, и собравшиеся не могли оторвать от него глаз.

– Ничего себе название! – крикнул кто-то.

– Так уж случилось, что сие изобретение есть воплощение мечты, детской мечты! – парировал экспонент. – В младом возрасте господин Макмиллан страстно желал превратить свою лошадку на палочке в настоящий движущийся аппарат. Отсюда и название! Впрочем, парижские и лондонские газеты обсуждают несколько других наименований. Например, «скороход» и «двухколёсник»!

– Мне нужен этот конь! – немедленно заявил Вийт. – Два!

– Мы устраиваем аукцион в последний день выставки! – с достоинством кивнул педалист.

Именно в этот момент за головами мелькнуло раскрасневшееся лицо городового Кутюка. Тот прокладывал себе путь через толпу, ещё издали подавая дедуктивисту какие-то знаки. При каждом шаге по сверкающим сапогам городового с бряцаньем била сабля. Форменная фуражка от спешки едва держалась на голове, наружу выбились буйные чёрные вихры, но Кутю́к не обращал на это ни малейшего внимания.

Позади городового семенил титулярный советник Таисла́в Рага́нович Стах, директор «Большого дворца индустрии».

– Ваше высокоблагородие! – возопил Кутюк. – Как хорошо, что вы здесь!

– Господин Вийт, господин Вийт! – восклицал титулярный советник, и от избытка чувств его жирные бока тяжело тряслись.

– Как «господин Вийт»?! – резко остановился наездник педального коня. В глазах юноши отразилось неверие, сменившееся радостным преклонением, к которому был столь привычен дедуктивист. – Неужели вы – сам сыскной надзиратель Вийт?!

Толпа, с интересом внимавшая речам, заволновалась. Послышалось несколько женских вздохов.

– О, если бы я только знал! – педалист соскочил со своего устройства. – Позвольте мне с покорнейшим почтением вручить вам в качестве дара этот экземпляр изобретения Макмиллана! – и он торжественно пододвинул механизм рулём к Вийту.

– Если вы не замешаны в том преступлении, о котором мне несомненно сейчас поведают… – смущённо пролепетал сыщик. – Приму с глубочайшей благодарностью!

Он с благоговением провёл ладонью по лакированным поверхностям агрегата.

Толпа разразилась рукоплесканиями.

– Пойдёмте, пойдёмте, дорога каждая минута! – причитал Таислав Раганович. Он задыхался после ходьбы. – Все почести потом!

Он схватил барона за локоть и бессильной рукой потащил куда-то на задки выставки, за чёрные драпировки. Фирс перенял у Вийта механизм Макмиллана и, на ходу разглядывая чудно́е изобретение, покатил рядом с собой. При каждом обороте колёс педали коня со стуком дёргались вверх-вниз.

– Мы ещё не знаем, что произошло, – говорил Кутюк. – Corpus delicti [87]не установлен…

За драпировками они наткнулись на охраняемую дверь, единственную на огромном протяжении глухой стены. Суровый полицейский, дежуривший там, взглянул на Кутюка и отступил в сторону.

– Это ужасно! Это просто ужасно! – тем временем говорил Стах, и его толстые щеки колыхались, как морские волны. – Со склада!.. О-о-о!.. Я хочу сказать, возможно…

Вся группка протиснулась мимо стража порядка и оказалась по ту сторону стены, в длинном коридоре без окон. Световые купола в крыше здесь были забраны внушительными решётками. По противоположной стене тянулось множество дверей. Каждую запирало несколько замков. Одна дверь, впрочем, была широко распахнута. Около неё переминалось с ноги на ногу несколько мужчин самых разных платьев и возрастов.

К Стаху подковылял трясущийся старик лет восьмидесяти в мантии и широченном берете, ниспадавшем на плечи. Седые волосы тяжёлыми волнами струились по одежде. Непомерно большой нос клювом возвышался над усами и длиннющей бородой.