Ирина Варавская - Марионетка Тьмы 2. Ловушка для инквизитора

Он перетерпел внезапный приступ и открыл глаза, перед которым все плыло, приблизился к телу.

Голова Виривены лежала на ее коленях. В элегантной высокой прическе поблескивали изумруды, подобранные в тон к зеленому шелковому платью, прекрасные, густо подведенные фиалковые глаза смотрели на него по-детски невинно. Дэлан смотрел на это застывшее фарфоровое лицо и испытывал… Да ничего он не испытывал: ни жалости, ни былой злости, ни облегчения. Ему было все равно, как на любом другом месте преступления. Поэтому он занялся изучением места отделения головы от тела.

Срез был идеально ровный, что указывало на отсечение с одного удара и с огромной силой, ткани обуглены. Это объясняло отсутствие крови как вокруг раны и на окружающих предметах. Убийца определенно знал, как лишить жертву возможности воскреснуть. Его самого война научила выводить врага из строя, не сбиваясь с ритма атаки и любым, подвернувшимся под руку оружием, но его вечным спутником был превосходный клинок из черной гномьей стали. Сплошь покрытый смертельными рунами, с хитроумным механизмом подачи яда для особо живучих противников, вроде толстокожих троллей из Гружира. Он оставил его там, на поле, в грязи или чьем-нибудь теле, о чем до сих пор жалел.

В замке были еще офицеры, но ни один из них не был достаточно сильным черным магом. К тому же все они большую часть времени оставались у него на глазах. Факт спорный и не может служить безоговорочным алиби, а существование наемников никто не отменял. Но мотив… У кого еще он мог быть.

Истиара он исключил сразу. Слишком уж любил дочь, несмотря на все недостатки и пороки, на многое закрывал глаза. Остальные…

Четверо в разное время были ее любовниками, будучи "счастливо" женатыми. Виривена часто называла ему имена, надеясь вызвать у него ревность. Рассказывала, какое удовольствие ей доставляют мучения таких бывших. Стоило бедняге отправиться к месту службы, как его жена тут же получала надушенное письмо от незнакомки с благодарностью за постельные таланты супруга и просьбой не отвлекать такого замечательного самца от удовлетворения ее интимных потребностей. Анонимность, конечно, была чисто условной, в городе только безносый не мог узнать ароматной "подписи" миледи дэ Сигимар. Скандалы следовали за скандалами, в замках бился фамильный фарфор, пились успокоительные капли и собирались чемоданы, что никоим образом не сказывалось на количестве желающих наступить на чужие грабли. Порочные чары Виривены становились тем заманчивее, чем чаще она открывала свой дневник, чтобы вписать на его страницы еще одно имя. Насколько же велико было отчаяние его матери, раз уж она решилась сделать такую шлюху своей невесткой ради эфемерной возможности появления наследника.

Дэлан с силой растер ноющий висок. Только что он добавил в список подозреваемых две трети женской половины гостей и тех достойных горожанок, чьи мужья тоже не смогли устоять перед соблазном. Кто-то из них мог захотеть избавиться от источника семейных проблем. Пожалуй, ответы стоило поискать на страницах дневника Виривены.

Он вернулся к осмотру тела, но ни на первый, ни на второй взгляд ничего нового не увидел. Его взгляд в очередной раз прошелся по телу и неожиданно зацепился за пальцы правой руки. Они были сжаты несколько сильнее, чем на левой. Вампир увидел между ними черный кожаный шнурок. То, что он сделал в следующую секунду называли сокрытием улик. В его руке оказался медальон со знакомой эмблемой. Какое отношение Виривена дэ Сигимар могла иметь к секретным проектам Инквизиции?!

За дверью раздался голос маршала, требующий, чтобы его пустили к дочери, возражения дроу и мольбы герцогини сохранять спокойствие. Дэлан поднялся, сунул медальон в карман брюк и открыл дверь.

– Пусть войдет, – сказал он и отступил в сторону.

Перешагнув порог, Истиар дэ Сигимар внезапно растерял весь пыл, не решаясь посмотреть на обезглавленное тело в кресле. Дэлан закрыл за ним дверь, несмотря на гневный взгляд матери и разочарованную ухмылку Ильхара.

– Это она? – просил маршал тихо и глухо. Его лицо размягчилось, губы дрогнули, глаза увлажнились, однако в них читалась затаенная надежда. Словно он ждал возможности испытать облегчение и стыдился этого.

– Да. Ей отрубили голову.

Лицо Истиара исказила быстрая судорога, застывшая суровыми складками между густых бровей и вокруг рта. Маршал приблизился к дочери и встретился взглядом с ее мертвыми глазами. С шумом втянул в себя воздух, пропитанный запахами крови и духов. Он простоял у кресла несколько минут, затем обернулся и посмотрел Дэлану в глаза. Его взгляд отражал внутреннюю решимость.

– Не нужно полиции, – сказал он. – Случилось то, что должно было случиться.

– Вы знаете, кто это сделал?

– Выслушайте меня. – Истиар подошел к нему и положил тяжелую руку на его плечо. – Мне было известно о вашей связи. Моя дочь отравила вас, чтобы приблизить к себе, но это моя вина. Я слишком поздно понял, что ставка не место для юной девушки. Жизнь среди солдатни и тягот войны превратила девочку, лишившуюся матери столь рано, в жестокое и эгоистичное создание, готовое на все, лишь бы не оставаться одной. Никто не смел отказать дочери своего маршала, и она, не стесняясь, использовала мое имя, чтобы принуждать офицеров к повиновению, а потом разрушала их жизни. Я узнал об этом, когда один из тех, кому хватило духу отказать ей, был обвинен в шпионаже и казнен. Вдова этого офицера пришла ко мне и честно обо всем рассказала. Я был взбешен и обескуражен. Отыскал Виривену в походном притоне, пьяную от крови, полуголую, истерично хохочущую над пленниками, которых она остервенело стегала кнутом ради забавы. Я выволок ее наружу и дал пощечину, чтобы отрезвить. Мне никогда не забыть ненависти в ее глазах, я буду помнить эту ночь до самой смерти.

Маршал оставил застывшего Дэлана и тяжело опустился на край обитого красным бархатом топчана. Продолжил, глядя на тело дочери пустыми глазами:

– Я не знал, как поступить дальше, и велел запереть ее в одном из походных офицерских домов, а сам вернулся к работе при штабе. Новая кампания против Светлых сил была в самом разгаре, нужно было форсировать войска через Брельн и принимать пополнение. Я с головой ушел в работу, мы теснили противника, приближаясь к победе, гнев мой утихал. А Виривена знала, что в такие моменты я становлюсь непростительно мягок. Она не стала отпираться от содеянного и всячески уверяла меня в полном раскаянии. Умоляла простить ее, как я делал это всегда. Я пожалел ее и велел выпустить. Какое-то время она вела себя достойнее любой леди из общества, даже подрядилась ухаживать за ранеными в лазаретах. Там она встретила вас.