Михаил Дабар - Тысячу раз умереть

Пока я читал, подъехало еще две скорых. Если я все правильно считал, пострадавших было уже минимум двадцать пять человек. Наша больница находилась ближе всего к «Олимпу», поэтому людей доставляли в первую очередь к нам. Я обновил страницу в браузере. Новых сведений о происшествии не появилось.

Кристина и ее недавний визит вылетели у меня из головы. Я словно завороженный стоял и смотрел, как скорые все пребывают и пребывают, отдавая пострадавших, тут же разворачиваются и едут обратно. Я работал в морге уже больше года и должен был привыкнуть к смерти, особенно учитывая тот факт, что знал о мертвых немного больше, чем все остальные. Но ко мне привозили уже мертвых. По сути это были уже не люди, которые еще недавно ходили, ели, говорили, любили, надеялись и мечтали. Теперь это были всего лишь наборы распадающихся тканей. Только жизнь человека связывала эти столь разные клетки между собой, заставляя работать друг для друга в постоянном симбиозе. Со смертью человека эта связь распадалась.

Но сейчас, в каких-то двадцати метрах от меня привозили людей, над которыми в прямом смысле слова зависла смерть. Их было много и с каждой минутой становилось все больше. Вот они живые люди, а уже через двадцать минут их могут накрыть простыней и привезти ко мне, где они превратятся в еще одну запись в журнале с моей росписью, подчеркивающей их переход в другой мир.

Я обновил браузер. По предварительным данным крыша обвалилась из-за обильно шедшего последние сутки снега. Те, кто должен был чистить крышу, сейчас уже, наверное, сидят на допросах в полиции. Я посмотрел на снег, падающий с неба. Если бы мне два часа назад сказали, что передо мной яростный и безжалостный убийца, я бы не поверил. Но теперь, если бы мне сказали, что передо мной добрый друг, я не поверил бы тем более. Добрый друг и безжалостный, расчетливый убийца, накапливающий свои силы медленно и кропотливо, чтобы в один момент обрушится на ничего не подозревающих людей яростной лавиной. Между этой трансформацией прошло всего пара часов.

Мои мысли прервал выглянувший на улицу санитар.

– Принимай клиента, – сказал он.

От звука его голоса я вздрогнул, но тут же пришел в себя.

– С «Олимпа»? – спросил я.

– Да.

Я зашел обратно в помещение. Под простыней лежало тело мужчины. Я как можно скорее расписал его карточку в журнале, на этот раз, не отказавшись от помощи санитара.

– Сегодня их еще будет много.

– А что слышно про крышу? Сколько там жертв? – спросил я.

Санитар пожал глазами.

– Не знаю, говорят о нескольких сотнях.

– Сотнях?

– Первое января, торговый центр был забит под завязку родителями с детишками.

Я покачал головой, пораженный услышанным. Мы переложили мужчину в холодильник. Все тело его было покрыто обширными гематомами черного, синего и красного цветов. В волосах я видел крошки стекла и бетона.

– Когда он умер?

– Почти сразу как привезли. Внутреннее кровотечение.

Я кивнул, как бы говоря, что это и так понятно.

– Не расслабляйся. Уверен, это не последний твой клиент на сегодня, – сказал он напоследок и ушел, забрав каталку.

Я сел на стул. В морге всегда стоял резкий запах мертвечины. Так его называли посетители. Сотрудники же морга прекрасно знали, что источает этот запах: смесь разлагающейся крови, мочи и кала. Именно этот аромат приводил в ужас неопытных студентов. Я же, сидя сейчас на стуле и думая об ужасной произошедшей трагедии, его не замечал. Впервые за все время, я не чувствовал ничего, словно нить, соединяющую мое обоняние с мозгом кто-то перерезал ножницами. Зато обострилось другое чувство. Я такого раньше не ощущал никогда. Все мое существо, все органы орали, нет, вопили мне, что я должен прикоснуться к этому мужчине. То, что он видел, то, чем была полна его жизнь, должно было стать доступным мне. Какая-то непреодолимая сила тянула меня к нему.

Я стянул резиновые перчатки и открыл холодильник. Глаза мужчины были закрыты, но я чувствовал, как свозь веки, немного распухшие и отекшие, он смотрит на меня. Впервые в жизни я собирался применить своей дар не для того, чтобы узнать чью-то жизнь, а для того, чтобы помочь кому-то. Именно так оно и было. Я это чувствовал.

– Ты готова?

– Да!

– Уверена?

– Да!

– Тогда поехали, – Александр оттолкнулся руками, и они с дочерью нырнули в темную трубу водяной горки.

– Папа мне страшно! ААААА!

– Не бойся, я с тобой.

Труба сделала резкий вираж, Алина закричала от страха и восторга. Ее отцу же было не до развлечений. Он следил, чтобы девятилетняя дочь не выпала из надувной плюшки.

Еще один вираж. Вода ударила им в лицо. Алина снова завизжала. Еще поворот, затем еще. Темные и светлые участки трубы сменяли друг друга. Эпилептику тут бы точно не понравилось.

– Я вижу свет впереди!

Они вылетели на финишную прямую. Вода затормозила плюшку. Они вместе упали в воду, смеясь и улыбаясь. Катя встречала их в самом начале очереди, выстроившейся за надувными плюшками.

– Ну как вам?

– Мама, это потрясающе. Я так кричала, мне было так страшно!

– А весело-то тебе было?

– Ага, – Алина обняла мать.

Александр передал плюшку стоявшему первым в очереди мужчине и присоединился к жене и дочке.

– А где Коля? – спросил он, оглядевшись по сторонам.

– Держит нам место на шезлонгах, – ответила Катя. – К нам уже подходили какие-то две толстые тетки, пытались отжать ваши с Алиной места.

– Но ты, я уверен, дала им отпор, – Саша обнял жену и поцеловал в шею.

– Конечно. Я справляюсь с двумя непоседливыми детьми, а это пострашнее жирных теток.

Саша улыбнулся.

– Все-таки хорошо, что мы выбрались сегодня в аквапарк.

– Еще бы, – сказала Алина и запрыгала на месте. – А когда мы пойдем на следующую горку?

– Совсем скоро, милая, дай только папе немного отдохнуть. Пойдем к твоему брату. Он не такой бойкий, как твоя мама, поэтому толстым теткам может уступить.

– Я ему помогу. Я им как дам.

Родители рассмеялись.

– Пойдем.

Они вместе поднялись по лестнице. Подпрыгивающая Алина шла впереди, держа маму за руку. Саша шел сзади, с удовлетворением замечая, как некоторые молодые люди и мужчины оборачиваются и смотрят его жене вслед. Он и сам, честно признаться, заглядывался на ее зад, ставший после перенесенных родов, по его мнению, только лучше. А в этом черном купальнике Катя выглядела просто невероятно. Странно конечно, но он был готов признать, что двое детей сделали ее еще сексуальнее, хотя все домыслы и предположения говорили, что обычно бывает наоборот.

Семья спустилась к пляжной зоне. Коля сидел на одном из их четырех шезлонгов, с настолько воинственным видом, какой только мог создать десятилетний мальчик. В одной руке у него был шлепанец, в другой пустая полулитровая бутылка из-под колы. Казалось, любой, кто подойдет к их шезлонгам, получит от этого новоиспеченного рыцаря бутылкой по голове.