Сергей Рыбников - My darkest days

Наступившим утром, Аксель проснулся очень тяжело. Из-за кучи выпитых таблеток перед сном, куда входили и успокоительные, и антидепрессанты (те, оставшиеся из прошлой жизни. Срок годности кончился, но другие купить было невозможно, так как продажа таких лекарств идет лишь по рецепту), и снотворное. В таком количеств пить их было нельзя, но ему плевать. Все что угодно, лишь бы не чувствовать горечь, которая жгла изнутри и просила залезть на стену, выть и рвать на себе кожу, бить морду первому же человеку.

Еще эти чертовы сны… или галлюцинации? Такой явный морок о таком близком будущем. Фактически, оно и должно было наступить сегодня. Должен был начаться их общий «новый, дивный мир», а по итогу…

Впрочем, «другое» будущее и наступило. По-настоящему «другое».

– Ты как, дружище?

Акс вздрогнул. Это состояние, оно такое интересное и непонятное. Вроде, сидишь полумертвый, как минимум только из-за принятых таблеток, а все равно вздрагиваешь от неожиданного шума.

– Никак. Вот совсем. Я уже ничего не хочу. Я имею в виду то, что мы вчера обсуждали. Можно не надо никаких «расследований» и прочей лабуды?

– Ты что?! Да как так-то? Надо! Еще как.

Томми зашел в комнату и подсел рядом на диван. Чуть не спотыкнулся об игрушки, оставленные его ребенком еще с вечера, когда неожиданно пришел никакой дядя Аксель, которого срочно надо было куда-нибудь положить отоспаться.

– Акс, ты же понимаешь, что… это надо в первую очередь для тебя. Мы с тобой знакомы не первый день. Ты был в дичайшей трясине еще несколько лет назад, до встречи с Карен. Она смогла тебя вытащить, а не я. Сейчас, все может быть гораздо хуже. Не хочу углубляться, в чем именно и как это выразиться. Ты не дурак, понимать должен. Но даже если все обойдется. Ты найдешь ресурсы не добить себя окончательно, то пройдет год, два, пять лет. И ты начнешь загоняться, что не попытался что-то изменить. Не попытался добиться, справедливости что ли. Нам ссут в уши, что вся эта автоматизированность во всем – решает кучу проблем и можно идти по улице ночью с мешком денег и закрытыми глазами и ты останешься жив. Ибо все так радужно и прекрасно в городе. Твой случай – прямое доказательство обратному.

Аксель слушал-слушал, вроде был со всем согласен, но хотелось уподобиться страусу и сунуть голову в песок. Уснуть еще, но в этот раз без снов, и проснуться, когда это все кончится.

Томми еще что-то говорил и говорил, но его слова были где-то там, снаружи и не пытались найти отдачу.

Впрочем, когда Томми пошел на второй круг, Аксель все же отмахнулся и решил сделать по-своему: плыть по течению. Если за него решили что-то, да будет так. Не ради бунта друга, а просто чтобы остаться наедине со своими мыслями.

Приехать на студию им нужно было очень рано, поскольку необходимо было придумать что говорить и с чего начать, дабы мысли лились рекой. Томми шел первым, метрах в 15 от друга и первым же зашел в здание студии. Аксель был позади и тоже собирался заходить, как ему перегородили дорогу. Спросони, он чуть было не уткнулся в человека. На вид тому было лет 50, легкая седая щетина, короткий серый ежик на голове, и белое одеяние, похожее на рясу. Правда, с кучей разных ремешков, шнурков и карманов по всей площади одежды. В таких балахонах обычно ходили верующие различных верований во времена, когда религия была еще на плаву и были люди, действительно свято верящие в силы свыше. Только вот, несмотря на схожесть с одеждой давних лет, она, естественно, была осовременена. И ткань на ней была из современных полимеров, опять же, с кучей разных застежек, карманов и прочим. Словом, ощущение, что этот наряд можно было снимать по кусочку: отдельно рукав, отдельно плащ и так далее.

– Аксель Кейн? Я полагаю.

– Простите? Что?

– Вы – Аксель Кейн? О вас и вашем же случае говорили вчера в новостях на радио?

Состояние Акселя давало о себе знать. Не было желания удивляться, а кто это такой, а откуда он его знает, а что, собственно, тому нужно.

– А, ну да, я. А вы…?

– Да, позвольте представиться. Вито Мартиньелло, я глава церкви «Деус Интра Се». Мы маленькая община, собираемся в доме на окраине исторического района, в тупике улицы Энцелада. Я услышал о том, что у вас случилось, и хотел выразить свои соболезнования. Всегда очень тяжело терять близкого человека. Я вас прекрасно понимаю.

Акселю было срать. Но он был вежливым и не желал сейчас подниматься наверх. Хотелось тянуть и тянуть время дальше.

– Да, спасибо большое. Простите за любопытство, но что за церковь? Вы верите в какое-то божество? Мне казалось, уже сто раз были доказаны и большой взрыв, и наличие темной материи. Да и вообще давно уже не слышал новостей, о каких-либо церквях. Это пережиток. Рудимент истории.

– О, я понимаю ваш скепсис. Скажите, пожалуйста, а вы знаете «историю веры»? Той самой веры, почему люди сражались за своего Бога и готовы были пожертвовать собой за свои убеждения?

– Не думаю. Да мне и не особо интересно, простите.

– У вас есть пара минут? Я думал, вы торопитесь, вы так быстро пытались зайти внутрь.

Фанатик, сделал вывод Аксель. И решил выбрать из двух зол меньшее – подняться-таки наверх в студию. Общение с такими особами вызывало еще большее отторжение.

– Точно. Я прошу прощение, но у меня сегодня очень загруженное утро. В любой другой раз я бы вас точно выслушал.

– Отлично. Буду ждать другого такого раза. Вот вам моя визитка. Смело звоните в любое время дня и ночи.

И снова натянутая улыбка. Капля вежливости.

– Конечно, договорились.

Аксель взял визитку, положил ее во внутренний карман своей кожаной куртки, зная, что не будет он никуда звонить и вся эта вера ему абсолютно по боку. Пуговичку застегнул обратно на кармане.

– В таком случае, всего доброго! – сказал Аксель и зашел в здание радио. И лишь уже в спину Вито сказал:

– Когда вам нужен будет мир в душе, я буду вас ждать.

Когда мне нужен будет мир, по мне будет плакать психушка, подумал Аксель.

Наверху же, почти все было готово. Чайник кипел и дымилась заварка, стулья подкачены к микрофонам. Наушники на столе. На часах без пяти минут утро.

– Ужас! Ты куда делся то? Иду впереди, оглядываюсь, а тебя нет. Думал, ходу дал. Не пугай так, ладно?

– Меня мужик какой-то снаружи встретил. Имя моё знает. Кстати, только сейчас подумал, а откуда он его, блин, знает? В новости ты не говорил, я не представлялся.

– Может из полиции? У них-то доступ точно есть ко всей инфе.

– Нет, он фанатик.

– В плане?

– У него церковь какая-то и всё такое. Верит сам и мне про веру рассказать хотел.

– А ты?

– А сам-то как думаешь? Какая еще вера? Сторонился я его.

– Понял. Звучит странно, верить в бога в 23 веке. Нонсенс, но давай пока без этого. У нас с тобой есть дело важнее.