Эйке Шнайдер - Чистильщик

– Ты. Или ты не знал, что ректор собирался растить из тебя своего преемника?

Альмод расхохотался:

– Он был бы очень разочарован, увидев, что после смерти моего отца поток пожертвований иссяк.

– Мои соболезнования.

– Они опоздали на десять лет.

– Могу я спросить, что с ним случилось? – осторожно произнес наставник. – Он был не стар и довольно крепок, как я слышал.

– Сердечный приступ. Застиг ночью, в покоях, тело нашли утром. Разрыв желудочка, тампонада… Лекарь написал мне, очень винился. Только кого и когда могли вернуть извинения?

– Кому перешел герб?

Чистильщик пожал плечами:

– Должен бы кузену, но я не интересовался. Право на герб я потерял незадолго до того, как попал сюда.

– Но цвета носишь…

– Почему бы и нет? – Он в очередной раз усмехнулся. – Но мне кажется, профессор, вы тянете время, задавая вопросы о делах многолетней давности, а сами пытаетесь найти доводы… Десять лет назад вы не были так упорны.

– И до сих пор стыжусь этого.

– Что ж, у вас будет еще один повод устыдиться… Потому что нужных доводов вы не нашли. Или хотите заменить его сами?

Наставник изменился в лице. Альмод широко улыбнулся – до чего же мерзкая у него была улыбка! – и перевел взгляд на Эрика.

– Хватит подслушивать.

– Я не…

– Дай руку! – приказал чистильщик, вытаскивая нож.

Эрик растерянно глянул на наставника – тот кивнул, лицо его не выражало ничего.

– Дай руку, – повторил Альмод. – Можешь орать.

Нож полоснул по ладони. Эрик хмыкнул – за слабака держит. Лезвие было настолько острое, что он почти ничего не почувствовал. Чистильщик вложил ему в руку бусину дымчатого стекла, заставил сжать кулак. Боль обожгла, словно с кровью по руке к сердцу разливалось едкое купоросное масло. Эрик стиснул зубы: хватка Альмода теперь казалась стальной. В глазах потемнело, мысли исчезли, оставив только одну – не орать. Не позориться перед этим…

Боль исчезла так же внезапно, как появилась. Чистильщик заставил раскрыть ладонь, плетением подхватил бусину, ставшую дымчато-алой. Эрик сморгнул слезы, глупо надеясь, что никто не заметит.

– Все, можешь затягивать.

Плетение закрыло края раны, оставив тонкую розовую полосу. Через четверть часа не станет и ее.

– Зачем это? – осмелился спросить Эрик.

– Чтобы не удрал, – непонятно ответил Альмод. – Все. Четверть часа пошла. Собирайся. Не успеешь – уйдешь в чем есть. Будешь сопротивляться – уведу силой: пока тебе со мной не справиться.

Эрик до крови прокусил губу. Еще не хватало разрыдаться прилюдно.

– Почему не дерево или ткань? – спросил за спиной наставник.

– Дерево или ткань, пропитанные кровью, твари сожрут. Труп своего не тронут.

– Так это труп твари? А еще есть? – В голосе наставника прорезалось почти мальчишеское любопытство.

Чистильщик расхохотался:

– Профессор, неужто вы до сих пор ни одной не видели?! После прорыва их полным-полно.

– Творец миловал от прорывов поблизости. Да и…

– Да и занимаетесь вы обычно другим. Еще одного нет. Но как-нибудь снова сюда соберусь, прихвачу для вас. Специально не измененный плетениями, как есть.

Что ответил наставник, Эрик уже не расслышал.

Общая спальня была пуста, хвала Творцу: кто на защите, кто на занятиях. Не придется никому ничего объяснять. Эрик рухнул плашмя на кровать: ноги не держали, и все вокруг казалось каким-то ненастоящим, неправильным, словно грубо намалеванные картинки за сценой ярмарочного балагана. Сухо всхлипнул: слез не было, но горло перехватывала судорога, мешая дышать. Впервые в жизни он хотел, чтобы про него сказали, дескать, ничего особенного. И оставили в покое. Но идеальный материал, пропади оно все пропадом.

Про чистильщиков говорили разное: несравненные бойцы, одинаково искусно владеющие и Даром, и клинком, обладатели тайных знаний, позволяющих быть одновременно в двух разных концах страны, а то и мира, прорицатели. Никто не знал, что из этого выдумки, а что правда. Но до тех пор, пока только они могли остановить тусветных тварей, способных в несколько часов превратить в стеклянную пустыню деревню, а то и город, любой из них имел право забрать в орден любого одаренного, от школяра, только-только переступившего порог университета, до королевского гвардейца, а то и ректора. В прошлый раз они приходили в университет год назад. С той девчонкой, Рагной, Эрик не ладил, поэтому особо о ней не вспоминал. О нем, наверное, тоже мало кто вспомнит. А кто-то и порадуется: соперником за место на кафедре меньше.

Эрик заставил себя сесть: с этого гада действительно станется забрать в чем есть, а до лета еще далеко. Впрочем, собирать-то ему особо нечего, всех вещей – сундук у изножья кровати. Две смены белья, одна – одежды, теплый плащ и уличная обувь, все из кладовой университета. По-настоящему личное – только подарки Мары: закладка для книг из резной слоновой кости да вышитый бисером кошелек. Еще записи с лекций, но вряд ли теперь есть смысл тащить их с собой. Даже книги библиотечные. Чтобы купить хотя бы одну, пришлось бы год откладывать всю школярскую стипендию.

Жаль, конечно, что не успел даже начать историю о похождениях купца за морем. При мысли об этом Эрик расхохотался и вздрогнул, когда смех эхом отозвался в пустой спальне. Конечно, именно о непрочитанном стоит сожалеть больше всего. Впрочем, книгу можно взять с собой. Кто теперь посмеет ему хоть что-то сказать?

Он сложил вещи аккуратной стопкой на покрывале, размышляя, во что бы их упаковать. Университетский сундук слишком тяжел, холщовая сумка, с которой он время от времени выходил в поселок, – чересчур мала. Раздумья оборвал появившийся в дверях Альмод.

– Кто вас пустил? – вслух удивился Эрик.

– А кто меня остановит? – пожал плечами тот. – Держи.

Эрик бездумно поймал что-то небольшое, блестящее. Перстень магистра. Совсем не так он мечтал его получить.

– Полагаю, эта безделица тебе быстро надоест, – сказал Альмод. – Но пока… Чем бы дитя ни тешилось.

«Безделица». Кое-кто за такую платил головой. В прямом смысле: самозванцев, пытавшихся выдать себя за одаренного, казнили немедля после разоблачения, и все равно такие находились. Интересно, почему чистильщик не носит свой перстень? Не успел получить или вправду считает ничего не значащей безделушкой?

– Это тоже тебе. – Альмод подошел ближе и небрежно бросил на кровать кожаную торбу с ремнями.

Торба была на удивление приличной, самое то, чтобы носить за спиной. Отличная выделка: вещь выглядела легкой и прочной. И дорогой, хоть всех украшений – тиснение по краю.

– Укладывайся, и пойдем. И, кстати, можешь говорить мне «ты». Раз уж нам теперь придется, – ухмыльнулся чистильщик, – сражаться плечом к плечу.