Даниил Мантуров - Обратная сторона РАЙЯ

Это было нечто новое. Океан не раз уже проскальзывал в рассказах местных, но про клад я еще не слышал. За три года нахождения в искусственно выведенном Соколовском рае, я слышал разные оды, посвященные мошеннику, вот дошли и до сокровищ.

Мы оглянулись, пытаясь рассмотреть нет ли поблизости фосфорного свечения клювокрылов, словно рожденных сказочным миром горгулий, а на самом деле, домашних животных перескутов, привезенных сюда колонизаторами второй волны.

Вымахав до двух метров в высоту, толи куры с огромной гривой, толи львы с птичьей головой любили перекусить зазевавшимися поселенцами и разорить обрабатываемые нами плантации.

Звездолет задерживался, и я подкинул еще хвороста в почти погасший огонь. Собеседник уснул, прислонившись к огромному колесу лесопроходчика, а я, проверив надежность самодельной сеточной сигнализации лежал и смотрел на звездное небо.

Конечно, здесь лучше, чем в душной камере, на 15 человек. Последние годы моими домом была подземная тюрьма для особо опасных членов общества – террористов покусившийся на установленный порядок кастового мира без социальных лифтов. Родился на нижнем ярусе и умер там же.

Я лишь хотел увидеть небо за чередой бесконечных многоуровневых трас проложенных для транстрайдеров более удачливых сограждан, которые могли летать, оставляя нам удушливый выхлоп, опускающийся на дно огромного мегаполиса.

Теперь все небо было в моем распоряжении. Командир так и пошутил, закрывая за мной двери грузового контейнера: «Хотел небо? Все твое».

Все эти годы я надеялся узнать, что стало с родными, а теперь метры грунта растянулись в бесконечные прыжки по кротовым норам межзвездного пространства. Я никогда не хотел быть астронавтом, выкинутом на обочине цивилизации, просто так сложились звезды двенадцать светил.

Они наверно уже забыли обо мне, как и я начал терять очертания бережно хранимых силуэтов. Надежда давно уже выжгла во мне остатки любви и ныла фантомными болями потерянного мира.

Шум приближающегося шлюпа вырвал меня из зыбкого сна, и я ткнул в бок напарника. Обменщики никогда не садились на землю, боялись нападения и побега. Груз просвечивали на наличие «залетных» и поднимали магнитами. Так же опускали контейнеры с телами усопших, надеявшихся обрести новый рай на заповедной планете.

«Стой смирно, не делай резких движений и твое тело минет огромная дробилка спасительного нейтрализатора», – повторял я себе, быстро осознав, что любое движение воспринималось обменщиками как провокация и прерывалось точным ударом из БРК-бластера в голову.

Только командир пятой смены, всегда задавал мне один и тот же вопрос: «Как небо, борец?» Я молчал, а он ухмылялся. Много наших погибло, пытаясь «подружиться» с ними. Обменщики всегда задирали местных, делая ставки и наслаждаясь своей безнаказанностью. Я не доставлю им такой радости. Я умею ждать.

Командир, задав свой коронный вопрос, вдруг сменил тему и заявил о женском лагере на другой стороне огромного острова.

– Врешь? – не выдержал мой напарник.

– Ты не дойдёшь, – ухмыльнулся командир и ткнул дулом бластера в мою сторону. – А вот ты мог бы.

Я промолчал, как и раньше, и принялся ща работу. Мы подцепили контейнер к лесопроходчику и отправились к установке по нейтрализации горкина, дарящей цель нашему существованию

Простейший аппарат, основанный на законах механики с легкостью пережёвывал усопших, смешивая их с добавками из мешков, поставляемых вместе с телами и извергал их в виде отвратительной жижи, которой добротно удобрялись вверенные нам сады и поля.

Вот она сила маркетинга, обещающая Рай на девственной планете, где упокоенные души вновь могли обрести жизнь под зелеными кронами. Не единого слова лжи, кто уличит их в обратном?

«Колыбель человечества», занимающая доставкой усопших гарантировала заботливым родственникам, что отошедший в иной мир не будет случайным космическим мусором или пеплом конвейерного крематория, а с почестями уйдет в землю, из которой и был сотворен.

Живые платили за доставку удобрений к месту назначения и упивались видами бесконечных лесов. Огромные урожаи, обеспечивали ближайший пояс экологически чистыми продуктами, которые стояли не малых денег, и все были счастливы, кроме кучки изгоев, пленников, изгнанных в рай

Биолог, поимевший все человечество, сделал свое состояние на маленьком обмане, построив на чужих костях процветающую по сей день Соколовиндестрис с эмблемой в виде бесхвостой птички.

Платили родственники, платили торговые компании, бесплатно работали поселенцы, сменившие казематы на относительную свободу, обеспечивая миллиарды на счетах биолога, мечтавшего о хлебе для убогих.

Я помню первый день здесь словно это было вчера. Нас так же выгрузили в контейнере, который прикрепили к лесопрпоходчику и открыли только в поселении. Этот же контейнер к утру был заполнен ящиками с дарами здешней флоры.

Встречал вновь прибывших Седой, бывший начальником с момента основания поселения. Он был не разговорчив, и вовсе не имел друзей. Целыми днями сидел в смотровой башне, раздавая оттуда указания через выисканный где-то громкоговоритель и спускался лишь для встречи новеньких, раздавая им должности и определяя место в бараках, собранных, когда –то на скорую руку и так и стоящих уже несколько лет.

Загрузив тела в дробилку, мы отправились в стоявшим неподалеку баракам.

– Раньше хорошо было, – вздыхал напарник. – тела привозили прямо в гробах, а там и поживиться было чем, но со временем обменщики скумекали, что за просто так отдают нам огромный кусок пирога и лавочку прикрыли. Теперь только так.

– Давно ты здесь?

– Давненько, одним из первых прибыл. Да, быстро время идет – вздохнул он, – совсем недавно ты мальчонкой бегал, а сейчас уже вон в какого красавца вымахал.

– Ты знал меня ребенком? – нахмурил я брови.

– Нет, – быстро отвернулся он. – Это я в общем. А вот и дом.

Деревянные бараки, собранные на скорую руку силами первых заключенных, давно требовали ремонта, но разговоры оставались лишь разговорами, благо климат позволял особо не заботится о крыше над головой. Убранство бараков было не хитрым: сколоченные в два яруса нары, разделённые полками с личными вещами, были снабжены матрасами, подаренными Соколовиндестрис, единственной современной вещью не считая лесопроходчика.

Окно едва пропускало утренний свет и я, добравшись до своего места, аккуратно поставил рюкзак на стеллаж. Спящий внизу Димыч вздрогнул и жестом спросил у меня все ли хорошо, утвердительно кивнув, я запрыгнул на второй ярус и впал в тяжелый тревожный сон. Мне снилась девочка, играющая в под раскидистой яблоней и молодой Дед в белом халате.