Анна Ллос - Добыча

Она отходит от меня в сторону и быстро шагает вперёд по дороге, я остаюсь как вкопанная. Эти слова кажутся мне какой-то странной подсказкой к ещё непонятной мне загадке.

– Алиса, идём, – обернувшись, она подзывает меня к себе.

С трудом, медленными шажками я начинаю догонять её. Тёмный парк с уродливыми голыми деревьями остаётся позади. Мы оказываемся возле ближайшего открытого заведения. Доминика открывает передо мной дверь, впуская внутрь. Это круглосуточное кафе, по видимому, не может похвастаться большим количеством клиентов в такой час. Доминика отодвигает мне стул, позаботившись о моем комфорте. Она вообще помнит, что произошло десять минут назад?

– Ты, должно быть, замёрзла, – она трёт мои плечи, словно пытаясь согреть, – Чай, кофе?

– Я бы выпила, – киваю я в сторону бара.

– Ты бы выпила, – повторяет она за мной и направляется за заказом.

Я совершенно не отдаю себе отчёт в происходящем. Доминика ведёт себя очень нервно, это заметно по мелким жестам, мимике, отрывистости. Она напряжена и, скорее всего, удивлена тем, что я ещё не сбежала от неё. Отойдя от стойки, она подходит ко мне с бокалом горячительного напитка. Я тут же опрокидываю его в себя.

– Хочешь ещё? – интересуется она, я отрицательно мотаю головой.

Доминика присаживается напротив, а меня передёргивает от того, насколько горькая эта обжигающая смесь, что стекает по моему горлу. Она стягивает с себя шапку, её длинные прямые волосы немного взъерошены, но выглядит это даже мило.

– Что происходит? – напрямую спрашиваю её я.

– Я сдержалась, теперь все хорошо, – её взгляд пуст и рассеян.

– Что ты хочешь сделать со мной, Доминика? – она не отвечает, будто бы не слышит моего вопроса, – Доминика?

Она, наконец, осмеливается поднять на меня взгляд, глаза наполнены слезами, но она пытается не дать им волю, сдерживает, шмыгает носом и лбом утыкается в свои руки. Прячет от меня лицо, не хочет, чтобы я знала, что с ней творится, она стучит ногой по полу под столом. Пока она не видит, я осматриваюсь, кроме нас в кафе несколько мужчин за дальним столиком у окна – значит, безопасно. Поднимаю взгляд на телевизор над баром. По кабельным новостям показывают какие-то сводки, а я ведь могла попасть в завтрашние в качестве трупа, неожиданно найденного ранним утром каким-то человеком, вышедшим на пробежку. Мне кажется, что Доминика настолько напугала меня, что испугалась и сама. У меня есть возможность рассмотреть её жёсткие черные волосы, что прикрывают плечи, ровный пробор. Замечаю побелевшие костяшки от того, насколько сильно она сжимает кулаки.

– Я не человек, Алиса. Ради себя же, держись от меня подальше!

Рывком она поднимается с места, ещё раз кидает на меня растерянный взгляд и убегает прочь. Мне не хватает ни смелости, ни сил на то, чтобы броситься ей вслед.

Доминика Баттенберг

Я оставила Алису в безопасности и тепле, среди других людей, которые в любой момент при необходимости могут позаботиться о ней, а могла бы и оставить холодным трупом в безлюдном парке. Я ещё ни разу ни с кем так не сдерживалась. Это сумасшествие! Ненавижу все те вещи, которые она во мне пробуждает. Бесконтрольный голод, который возникает каждый раз, когда я смотрю на то, как пульсирует её сонная артерия. Рядом с ней, кажется, у меня появляются чувства. Не просто чувства – их настолько много, что и захлебнуться можно. Они тягучие подобно хорошей крови и непонятные, совершенно для меня ошеломляющие. Это чересчур. А ведь она просто самый обычный человек, смертная.

Давлю на газ со всей силы. Я её не тронула, и это самое главное. Я смогла сдержаться, даже когда обнажились клыки, даже когда я уже готова была вспороть её изящную шею. Возвращаюсь домой, тут темно, но я знаю точно, где меня всегда рады видеть. Залетаю в спальню Долорес, включаю свет. Она наверняка уже спала, но сейчас привстаёт с кровати на локтях и взволнованно смотрит на меня.

– Трахни меня, пожалуйста.

Собственные слова кажутся мерзкими, я бросаюсь в её руки всегда, когда мне плохо. Наверное, она уже давно понимает, что это мой способ заглушить боль. Она подходит. Мне нравится её близость, с ней можно не сдерживать себя.

– Что случилось? – заботливо узнает у меня Долорес.

Меня злит, что она лезет не в своё дело. Я попросила не об этом. Нет никакой надобности сейчас играть в заботу, когда я намерена играть в совершенно другие игры. Отворачиваюсь от неё, скрипя зубами.

– Я её чуть не убила сегодня.

– Кого? – интересуется она.

– Я рассказывала тебе о ней.

– Ту замужнюю даму?

Злость и тьма во мне всегда берут верх, как бы я не пробовала это изменить. Это такое паршивое чувство. Ударяю кулаком по стене от негодования. Чувствую ласковые объятия Долорес на своих плечах. Я не хочу нежностей. Откидываю их от себя резким движением. Долорес грубо хватает меня за волосы, прижимает своим телом к стене. Её рука пробирается через мою одежду, властно и до боли сминая грудь. Я хочу этой боли, хочу наказания, только это может унять мой голод по Алисе. Не хочу даже думать о ней сейчас. Настойчивые пальцами скользят по моим рёбрам, ногти царапают напряжённый пресс, она расстёгивает на мне штаны. Кусает меня за ухо, сминая край белья, наматывает волосы на свой кулак и оттягивает.

– Я сколько раз тебя учила не включать эмоции, не допускать никакого проявления чувств?

Она в моем белье, тонкие пальцы собственнически обводят губы, грубо сжимают клитор. Я ещё мокрая из-за Алисы. Отвожу бедра назад, сама пытаюсь насладиться на её пальцы.

– Как же ты мне нравишься такой, – рычит мне в затылок Долорес, всаживая в меня сразу два пальца, – Моя маленькая беспомощная девочка.

– Да, я твоя девочка.

Томное пробуждение, сладкое потягивание. Наслаждаюсь около минуты тем, как двое под одеялом ласкают мою грудь. Я безошибочно узнаю по языку, где Долорес, ногтями прохожусь по нежной коже её спины. Она выныривает, смотрит на меня и сразу же касается своими губами моих.

– Завтрак в постель? – поднимает бровь она.

– С удовольствием!

Долорес как следует позаботилась обо мне этой ночью. Сладкое растяжение во всех мышцах напоминает мне об этом. За ней вслед снизу выскальзывает та француженка, папочкин сувенир. Вероятно, он уже наигрался ею. Она протягивает мне бледную искусанную вдоль и поперёк руку с каким-то озабоченным и зависимым выражением лица, на котором совсем нет жизни. В этом доме она её и оставит. Скидываю с нас одеяло в сторону и, перевернув её за плечи, заваливаю на живот. Её обнажённое тело так прекрасно: все в гематомах, ссадинах и кровоподтёках. Запах крови заводит. Она словно приманка, что со стороны Долорес была благодушно брошена хищнику, чтобы приручить его.