Данила Резак - Месть обреченных

Пересмотрели свои взгляды и храмы четырех стихий. Отступник принес в Королевства понятие о бесконечности человеческого бытия и о понятии «духа». Мысль о том, что человек, как считалось ранее, со смертью переходит в полное небытие, вдруг показалась многим далеко не привлекательной. От старых богов уходили, изменяя им. И в последние годы их храмов почти не осталось. Утренняя Звезда уже несколько лет претендовала на то, чтобы стать государственной конфессией Треснувших королевств. И если учесть, что герцог Гендин фон Клауре и его дочь Инесса исповедуют культ Сына Утренней Зари, то можно ожидать, что новая религия после коронации герцога получит этот статус.

В итоге получилось так, что хитрый новый бог, Темный Пророк которого давно умер, все равно оказался победителем в многолетней схватке идей. Стихийная ворожба лишилась своей божественной прежней основы. Она, превратившись в один из разрядов ворожбы всеобщей, вобрала в себя магию жизни и смерти Утренней звезды, заклинания Элементов, а так же наследие Магических Штормов, которые до сих пор выплескивали новые виды воздействий на тонкие миры. Новые существа, как опасные и жестокие, не сумевшие приспособиться к жизни с людьми, так и нейтральные по отношению к человеку, появлялись все реже и реже, так как Стража, новая могущественная организация, протянувшая щупальца по всем королевствам, своими действиями препятствовала любым проявлениям нарушения спокойствия и мира, включая ворожбу. Строгие регламенты по чародейским занятиям, редко подпадавшие под изменения и дополнения, стали законом для доброй половины территорий Треснувших королевств, с усилением политической роли Гендина фон Клауре ворожба стала редким явлением, а последний Магический Шторм случился двадцать семь лет назад, когда к моей матери, безутешной вдове, ночью постучался человек, которому она не смогла отказать в ласке… Потом они встречались еще несколько раз. Мать не могла противиться взгляду черных глаз ночного незнакомца. Это был инкуб, как потом классифицировали такой класс созданий Шторма колдуны Стражи.

Андерас, до того слушавший Конрада открыв рот, вдруг встрепенулся:

–Но, герр Капитан! Как же ваша мать осталась жива? Ведь инкубы и их женские ипостаси – суккубы иссушают жизненные силы жертвы до капли? Или, проще говоря, трахают их до смерти!

Конраду не очень понравилось грубое сравнение барда, но в целом Ян был прав. Таер сам не понимал, как мать смогла забеременеть от демона.

– Очевидно, здесь была любовь… Или сильная страсть с обоих сторон. Не знаю.

Ян прошептал:

–Любовь. Везде одна любовь, а я…

Конрад махнул рукой:

– Брось, Ян. От любви одни хлопоты, уж поверь мне.

Андераса продолжало мучить любопытство. Он снова задал капитану вопрос:

– Ну и что было дальше? Как сложилась ваша жизнь?

Стражник в задумчивости почесал щетину на смуглом лице.

– Мать умерла при родах. Амулет, что на моей шее, повесила она перед смертью. Родня, узнавшая из сплетен о связи матери с созданием Шторма, отказалась от меня. Все детство я провел в приюте, находящемся под властью только что открывшегося в Шленхау монастыря Утренней Звезды. Отсюда и такие знания истории Королевства. В монастыре я пережил вторую междоусобицу и страшную чуму, которая обошла храм стороной. Я многим обязан служителям Утренней Звезды, хотя мне не нравятся их простые, некрасивые обряды.

–Жертвоприношения?

–Нет. На это Король не согласился. Они теперь приносят в жертву животных по своим праздникам, которых не много, по особо значимым дням льют на алтари свою кровь, но без убийств. Пришествие Темного Пророка, Праздник Откровения, День Примирения, и, самый почитаемый праздник – День гордыни Творца. Последователи Отступника считают, что он сотворил мир, руководствуясь гордыней и честолюбием, и это утверждение может быть истинным. Я сам так думал ранее, пока не стал колдуном Стражи. Там мы больше интересуемся теорией Магических Штормов. Мне и многим другим кажется, что мир возник вследствие одного из них. Но я отвлекся…

–Что с вами случилось дальше?

– Все, к чему меня готовили с детства, то есть к служению, не радовало мой беспокойный дух. Из монастыря, я бежал, едва достигнув совершеннолетия. Податься мне было некуда, а тут как раз Стража набирала новичков в свои ряды, поубавившиеся после войны и мора. Так что я с шестнадцати лет на службе короля. А теперь – герцога.

– Герр Конрад, позвольте спросить, а вы обычный человек? У вас могут быть дети?

Стражник пожал плечами:

– Я отлично вижу в темноте, почти как днем, только в серых цветах. На мне заживают раны, как на собаке. Легкие раны, конечно. В храме, когда я был ребенком, мне сказали, что со временем я открою новые возможности в себе, но пока я не наблюдал их проявления… А насчет детей… Ян, прекрати меня пугать!

Ян захохотал, но, вдруг, его густые брови сдвинулись, бард вытаращил глаза, всматриваясь вперед.

– Направо. Впереди препятствие.

Конрад, сидевший у кормового весла, послушно повернул лодку вправо, а Ян своим веслом застопорил ход плоскодонки.

Речку перекрыла упавшая огромная толстая сосна, еще совсем сырая. На ветках рыжели многочисленные иголки.

Внимательно осмотрев препятствие, Ян заключил:

– Придется обносить по берегу. Странно, наверное, упало недавно. Я пару месяцев назад был в здешних местах и не помню этой сосны.

Они повернули, но вдруг Ян, с подозрением косящийся на рухнувшую лесную великаншу, прошептал:

– Стойте, господин Таер! Ради всех богов! Смотрите, она явно срублена!

Конрад посмотрел на основание сосны и увидел, что дерево действительно рухнуло под топорами. Кто-то явно решил сделать здесь отличное местечко для засады на рыбаков и путников.

– Разбойники… – проскрипел зубами Ян.

Стараясь не поднимать веслами шума, они причалили.

Конрад спустил ноги в воду, и стоя по колено в иле, привязал плоскодонку к ветке сосны. Ян зарядил арбалет.

Словно два диких камышовых кота, путники ловко взобрались на пологий склон, обогнули верхушку сосны и ползком, приминая сырую от прошедшего ливня траву, стали продвигаться к видневшемуся вдалеке краешку лесного гребешка.

Вскоре они услышали звуки человеческой речи.

Это был чей-то дружный гогот вперемешку с отборными ругательствами. Порой гогот перекрывал властный спокойный голос, очевидно принадлежавший вожаку банды. Изредка слышался чей-то скорбный плачущий голосок, дребезжащий старческой немощью.

Сцена, свидетелями которой невольно стали наши герои, была воистину бесчеловечна.

Возле старой, покрытой уродливыми наростами, березы, росшей на отшибе, стоял круг людей явно разбойничьей наружности. Все были с оружием, за спиной у каждого было по охотничьему луку.