Мовсес Оганян - Изолятор

Неужели я прошёл свой путь, чтобы беспомощно сидеть, сложив руки, пока гибнут люди? Разве так нужно выживать? Как бы иронично это не звучало, но именно в изоляции я стал к обществу ближе, чем когда-либо в своей жизни, я чувствовал единство со всеми, кто заперт, со всеми, кто болен, со всеми, кто потерян. Я встал с кровати, подошёл к широкому панорамному окну и почувствовал, как моя ярость медленно угасает в стенах больничной палаты.

В моей голове вертелась только одна мысль – «Может произойти всё, что угодно, и от меня это никак не зависит». Что чувствует лабораторная мышь перед инъекцией смертельной дозы вируса? Или крыса к мозгу, которой подключен датчик, чтобы считывать её реакции на раздражители? «Они уж точно не причитают по ночам вместо того, чтобы спать, мистер Баддс» – сказал бы Фил. Не знаю, услышу ли я его теперь.

Окончательно подавленный воспоминаниями о своём старом, возможно прямо сейчас умирающем, соседе, я вернулся в постель, но ещё долго не мог заснуть. Мне мерещились спутанные, едва различимые образы, я то проваливался в сон, то, вздрагивая, приходил в себя. Я видел маленького Ника, которого родители пытались подружить с соседскими детьми, вспоминал, как оставался один во время школьных перемен. Будто сам Господь решил поиграть в режиссёра, склеил самые постыдные моменты моей жизни, а теперь транслировал мне свой «шедевр» прямиком в голову. Как ни силился, я не мог переключить канал. «Сегодня в эфире „Жизнь Николаса или хроники бездарного одиночества“». Вот я игнорирую девушек, которые, несмотря на все мои странности, проявляют ко мне симпатию, вот я напиваюсь один, чтобы попытаться понять, почему люди так увлечены алкоголем. Один миг, и я уже собираю вещи и уезжаю из родительского дома, мать провожает меня скорбным взглядом, в котором безусловная любовь борется с банальным непониманием, а отец даже не смотрит на меня, закрывая дверь. Я не звонил им, даже когда стал известным и доказал всему миру, что бросить всё и уехать было правильным решением. Мне проще было наслаждаться своей собственной жизнью, чем обернуться и увидеть, какую дыру я оставил в их сердцах. Сейчас, казалось, что она затягивает меня, лица родителей становились всё более расплывчатыми, последнее, что я видел было, как мать тянется ко мне, чтобы обнять, а я отдалялся от неё, и пытался понять, хочу я, чтобы она дотянулась или нет. Я закрыл глаза и наконец заснул.

Разбудил меня отвратительный, но, к сожалению, уже привычный сигнал подъёма. Я не хотел вставать. Я никогда не любил просыпаться и предпочитал поваляться в постели ещё пять минут , даже, когда уже опаздывал на важные встречи. Я всегда хотел растянуть эти благословенные минуты истинного счастья на весь день.

Однажды я так и сделал, у меня была запланирована встреча с Джессикой, моим литературным агентом, а я остался лежать в постели. В итоге я проспал полдня, и проснулся, только когда пара полицейских во главе с Джессикой выбили входную дверь. Уж не знаю, что она им наплела, но копы явно не ожидали увидеть меня, мирно лежащего на кровати, а уж когда я приветливо помахал им и предложил пропустить по стаканчику бурбона, они встали на месте тупо пялясь на меня. Джессика же наоборот вела себя очень уверенно, она сказала: «Спасибо, джентльмены, видимо сегодня у него не было приступа эпилепсии, простите за беспокойство, сходите, купите себе по пончику» и протянула им сто долларов.

– Мисс, это ложный вызов, вы сказали, что он умирает, что у него приступ.

– У него ведь мог бы быть приступ, офицер? Вы что думаете, что лучше бы он сейчас умирал? Возрадуйтесь жизни и займитесь своими делами! – на мой взгляд Джессика сильно рисковала, но она отлично вела себя в стрессовых ситуациях и имела большой опыт общения с полицейскими.

Копы переглянулись, старший, с которым говорила Джесс, покачал головой, и они молча ушли.

– Спасибо, что заглянули! – этой фразой я сделал ситуацию ещё более нелепой, но они даже не обернулись.

– Ты что совсем охренел, Ник? – в голосе Джесс была скорее даже не злоба и не разочарование, а забота, которую не оценили.

Я заметил, что она похожа на мою мать, но отогнал от себя эту мысль.

– О чём ты? Я только проснулся и ещё не успел охренеть, несмотря на то, что ты взяла мой дом штурмом.

– Если я не продам твой роман, который ещё даже не закончен, то через пару месяцев мне будет некуда врываться, дорогой – язвительно заметила она.

– Роман закончен, просто я обдумываю несколько вариантов концовок.

– Бла-бла-бла, – передразнила меня Джессика. – ты пропустил встречу с возможным покупателем, придурок.

– Эй, не обзывайся.

– Если ты забил на свою жизнь, то нечего меня затягивать в болото! Допиши свой сраный роман, продадим его, а потом хоть вообще не вылезай из постели, я и слова не скажу.

– Сраный роман – это выдержка из твоей презентации для продажи? Неудивительно, что его не покупают.

– Да пошёл ты, Ник! – вскрикнула Джессика, но я разобрал в её злобном тоне нотки смеха и успокоился.

– Расслабься, Джесс, роман готов, а сегодняшний покупатель далеко не самый крупный игрок на рынке, послезавтра у нас встреча с Гарри Слоуном, он владелец крупнейшего издательства, там я и раскрою все карты.

– Ты название-то хотя бы придумал, шулер недоделанный?

– Конечно, «Непроходимая пелена», как тебе?

От воспоминаний меня оторвал голос Александры, которая с явным раздражением целую минуту барабанила по моей двери.

– Мистер Баддс, если вы не спуститесь вниз через 2 минуты, то останетесь без завтрака.

– Бегу, Александра! Ради такой красотки я готов на что угодно!

Она не купилась на мою дешёвую лесть, посмотрела на меня, как на самого тупого парня в её жизни и ушла.

Я быстро почистил зубы, умылся, накинул защитную мантию и побежал вниз. Все уже стояли единым строем перед доктором Вайлдсом, он, как обычно, опрашивал всех и проверял состояние «предположительно заражённых» – таково было официальное имя нашей банды заключённых. Я улыбнулся Барри, он кивнул мне, и тут я увидел стоящего рядом с ним Филлипа.

«Интересно, что с Филом» – эта мысль кольнула меня прямо в сознание. Я почувствовал, что все мои утренние воспоминания пришли мне в голову, только чтобы оградить от ужасающих ночных криков и худших утренних новостей. «Что с Филом. Что с Филом. Что с Филом. Что с Филом». Я не заметил, начал повторять эту фразу вслух, словно магическую мантру, которая способна спасти нас всех.

– Николас, да что с тобой? Я здесь, со мной всё в порядке, – с удивлением сказал Филлип, и его надломленный, старческий голос был для меня в тот момент песнью надежды, вдыхающей жизнь в мой измученный разум. Но едва взглянув на него, я пришёл в ужас. Глаза были красные от лопнувших капилляров, челюсть беспокойно ходила из стороны в сторону, глаза без остановки блуждали, не в силах сосредоточиться на чём-то.