Ярослава Осокина - Скука прекрасной Бурруджун

– Так вот оно как! Я поняла, наконец…

Сестра нахмурилась, глядя на нее поверх веера. Ее тонкие брови, изящно подчерченные углем, слегка поднялись вверх, не одобряя такого неприлично громкого возгласа. Ане не обратила на это предупреждение никакого внимания:

– Так та загадка с палочками, помнишь? Там, где надо было сдвинуть всего одну, чтобы получить другую фигуру, – торжествующе произнесла она. – Я поняла! Вот, смотри…

Она быстрыми шажками спустилась с галереи на землю и рядом с выступившим из-под земли горбом корня акантового дерева, в пыли прочертила несколько линий носком изящно вышитой туфельки. Раране-мин-Кулум рассерженно зашипела на нее, призывая вернуться и не позориться, добавив, что к тому же решение вовсе не верное. Ане возразила, еще раз начертив фигуру в пыли, Раране раздраженно фыркнула и спустилась к сестре, чтобы показать, где она видит ошибку, и через несколько мгновений они уже воодушевленно спорили, считается ли подобный ход разгадкой. Их собеседники, столь неожиданно оставленные без внимания, потребовали объяснить, в чем суть задачи, и вскоре дорожка рядом с галереей покрылась причудливыми фигурами, а молодые люди увлеченно переговаривались, склонившись над ними.

Ко всеобщему сожалению, их отыскал слуга и передал распоряжение правителя Шашатаны, которое юноши отправились исполнять, полные досады. Они обменялись тысячей любезностей на прощание и пообещали прислать свое решение, буде оно появится.

На обратной дороге Раране-мин-Кулум всячески распекала младшую сестру за неподобающее поведение, та лишь сердито отвечала, что вреда никому не было, да и не видел никто. И словно бы назло, навстречу им попался господин Иш-Саронна, человек хоть и молодой, но крайне благочестивый. Он служил при казначействе, и всем своим видом являл образец для подражания: от безукоризненно сидящего скромного платья до идеально ровного узла волос, спрятанного под черную шапочку. Казалось, будто бы даже брызги туши, извечный враг чистой одежды служащего, избегали попадать на него.

Девушки учтиво поклонились, прикрывая лица веерами, и собирались было следовать дальше, но господин Иш-Саронна остановил их движением руки.

Лицо его не предвещало ничего хорошего.

– Дамам из свиты прекрасной госпожи Бурруджун, – начал он крайне недовольным голосом, – не пристало позорить себя подобным поведением. Я поражен безнравственностью и безоглядностью вашего поступка.

Он высокомерно оглядел их.

– Я сегодня же отошлю письмо старшей даме с описанием этого события, и если вы будете замечены в подобном же, снисхождения к вам не будет. Весьма огорчен.

Раране-мин-Кулум глубоко поклонилась.

– Мы благодарны за урок, господин Иш-Саронна, – стиснув зубы, произнесла она. – Такой кладезь благочестия и мудрости нечасто встретишь в наши дни…

Она бросила косой взгляд на сестру, и та последовала ее примеру, склонившись так же почтительно.

Господин Иш-Саронна едва кивнул, прощаясь, и стремительно удалился.

Проводив его взглядом, Раране-мин-Кулум упавшим голосом произнесла:

– Госпожа Мона-дар-Ушшада будет в ярости.

– Да, – отозвалась ее более легкомысленная сестра. – Опять будет бесконечно наставлять и рассказывать о чести дам из свиты прекрасной госпожи.

*

Впрочем, и эта встреча, и утренняя беседа, и даже книга с загадками вскоре были забыты. Дворец бурлил, придворные шептались по углам, забросив привычные занятия. По слухам, весьма достоверным, как утверждали те, кто их распространял, из казны были украдены несколько очень ценных и древних свитков, а также хранившиеся там украшения бабки правителя, незабвенной красавицы Аль-наан-Рада.

Дамы не переставая обсуждали и похищение, и драгоценности, которые воистину были прекрасны. Диадему и гребни нынешняя прекрасная госпожа надевала на свадебную церемонию.

Пыльные свитки их не очень интересовали, за что Бурруджун не преминула им попенять. В тех свитках были написанные рукой самого Арудаину, прадеда Шашатаны, хроники десятилетней войны с королевством Ишун, а так же история восстановления Лазоревого края после этой опустошительной и горькой войны. Второй свиток содержал древнейший список поэмы о небесной фее и огненном драконе, основателях Лазоревого края. Дамы помолчали немного, из уважения к прадеду, а потом вернулись к драгоценностям, незаметно перескочив на саму красавицу Аль-наан-Рада.

– Муж ее очень любил, – доверительно сказала Гу-иш-Равата, чьи предки спокон веку служили при дворе, храня в семье тайные и стыдные истории из жизни придворных и правителей. – Любил так, что не отпускал никуда, даже на поклонение святыням в дни больших праздников. Она была заперта во внутреннем дворце, и видеть ее лицо могли только две служанки, остальным разрешено было приближаться только к дверям покоев.

Гу-иш-Равата была круглолицей, пышной, яркоглазой женщиной средних лет, которая невероятно, искренне любила сплетни. Глаза ее сладко блестели, голос понижался и напоминал мурлыканье кошки, когда она вела разговоры на излюбленную тему. Дама никогда не искала выгоды в слухах и кривотолках, так что прекрасная госпожа прощала ей это не вполне невинное увлечение, приносившее, впрочем, немало захватывающих тем для бесед в кругу дам.

– Должно быть, это было невероятно тоскливо, – невнятно пробормотала Бурруджун.

В зубах у нее была зажата нить: она была занята шитьем. Мона-дар-Ушшада весьма неодобрительно посматривала на это занятие, но перечить не смела. Она теперь тонко понимала границу дозволенного ей вмешательства. Хотя и считала, что вышивание – единственно подобающее занятие для госпожи, и страдала в душе, видя как та шьет своими руками маленькие рубашечки и платья в подарок недавно появившимся племянникам. Единственное, что примиряло старшую даму с этим, так это то, что вещицы были достаточно изысканны и прелестны.

– А может, она была не так уж красива? – простодушно спросила младшая Мин-Кулум. – Раз ее прятали.

– Вот еще глупости! – возмутилась Шиане-дар-Асана, дама весьма в возрасте, прислуживавшая еще матушке правителя и в юности слывшая красавицей.

В те далекие времена ее нередко сравнивали с незабвенной Аль-наан-Рада, так что даму очень задело предположение младшей Мин-Кулум.

– Если бы у нее были какие-либо… изъяны… то стали бы ее воспевать в многочисленных поэмах? Стал бы правитель так убиваться после ее смерти? – горячо встала на защиту любимой героини и юная Лали-наан-Шадиш.

– Не говоря о том, что у нее было несколько любовников, которых никак не могли поймать, – добавила Гу-иш-Равата, которая терпеть не могла, когда прерывали, уходя в сторону от рассказываемой истории. – Там подземных ходов было во внутреннем дворце неисчислимо. А самый тайный так и не нашли, господин Гуран-иш-Саронна, тогдашний дворцовый распорядитель, приказал умертвить его строителей, и сам молчал о нем до самой смерти. Ходил к прекрасной Аль-наан-Рада в ночи накануне новолуния, и, говорят, был ревнивей, чем сам правитель. По слухам, он убил молодого господина Сина-Хатун, застав его читающим поэму под окнами покоев прекрасной Аль-наан-Рада.