Александр Миронов - Ультрафен

– Ну что же, Юлия Петровна, Анечка, ещё раз большое спасибо за хлеб-соль! Теперь могу до полуночи терпеть, а то и до утра.

– Вы что же, ещё и ночь собираетесь работать? – спросила Юлия, тоже поднимаясь.

– Да как вам сказать… – замялся он. – Ночь не ночь, но раннего покоя мне не будет.

Юлия с сочувствием покачала головой.

– Да-а, работа у вас. Жена, поди, вся на нервах?

– Да нет, женой пока не обзавелся. Все как-то не сподоблюсь. С родителями живу. Они да, они переживают.

Все направились в прихожую.

Анечка, опережая мать, гостя, первой достигла двери. Создавалось такое впечатление, как будто она не хотела выпускать его из дома.

Анатолий улыбнулся. И, прощаясь с Юлией, сказал:

– Спасибо за гостеприимство и ещё раз за хлеб-соль.

– Не за что, Анатолий Максимович, – сдержанно отвечала она. – Будьте здоровы.

Он повернулся к выходу и наткнулся взглядом на девушку – глаза её блестели жизнерадостностью. Девчонка, ну какая же ты девчонка!.. Анатолий на мгновение оцепенел от охватившего его сладостного чувства. Даже прикрыл глаза. Но тут же встряхнул головой от наваждения и засмеялся непроизвольно, неожиданно и счастливо… И спохватился.

Обернулся к Юлии Петровне.

– Вспомнил Леночку, сестренку мою младшенькую. Как-то под вечер ухожу из дома, а она вот так же, как Анечка, встала у двери и пальчиком по замку стучит, если, говорит, придёшь домой поздно, так и знай, на площадке ночевать будешь.

Все засмеялись, а Аня отчего-то особенно.

– Строгая у вас сестра, – заметила Юлия Петровна, косясь на дочь.

– У-у, командёр! – передразнил он сестру, и это у него прозвучало забавно. – Даже сейчас, уже подросла, а непременно мной командует. Держит меня в "ежовых" рукавицах… Ну что же, пора и честь знать.

И, видя, как подалась к нему Юлия с томившим её вопросом, сказал:

– А вам, Юлия Петровна, сейчас нужно набраться терпения. И не отчаиваться. С моей стороны будет сделано всё, чтобы разыскать вашего мужа.

– Значит, вы будите искать?

– Ну, коли, я посетил вас, – и в шутку добавил: – должен же я теперь кофе отработать.

– Ой! Да что вы! Мы ж без задней мысли…

– Ну, так и я без задней мысли, а по долгу службы. И запишите мой служебный телефон. – Назвал номер.

– Мы записали! – воскликнула Анечка и покрутила пальчиком у виска.

Анатолий посмотрел на неё со сдержанной улыбкой.

– Ну что же, хорошо. Будем перезваниваться. А сейчас, Анечка, выпусти, пожалуйста, меня.

Анечка встряхнула кудряшками и щелкнула замком.

– До свидания.

Оказавшись за дверью, Анатолий счастливо улыбнулся, вздохнул. Не спеша, стал спускаться по лестничному маршу. Ощущение было такое, словно побывал в гостях у близких родственников. А девчонка!.. Ну, какая же она славная. "Господи, и пошто я такой старый!.." – в шутку и всерьёз воскликнул он, пожалев о своём возрасте. Ещё раз улыбнулся, находясь под гипнозом общения с девушкой и её матерью.

На улице обернулся и увидел на балконе Анечку, она махала ему рукой.

Анатолий улыбнулся и тоже помахал ей.

24

– Аня, – позвала Юлия Петровна дочь. – Иди сюда.

Анечка выбежала с балкона.

– Да, мамочка…

– Аня, я правильно поняла: это он?

Анечка смутилась:

– Да, мамочка… – сказала она и припала к её груди.

Юлия Петровна, обняв дочь, стояла немного растерянная и озабоченная. К дочери пришли не только месячные, пришла, кажется, и первая любовь.

Ночь. На второй полке лежит пассажир. Он спит. Ему грезится сонный кошмар…

Небольшая комнатка в доме барачного типа – та, в которой когда-то стоял гроб с военным.

В комнате трое: две женщины, одна пожилая, другая молодая и красивая, и маленький мальчик.

Он играет в какие-то игры с предметами, заменяющими ему и лодки, и машинки, и куклы. Здесь были, за неимением настоящих игрушек, и обрезки чурочек, и щепки, связанные при помощи ниток крестиком, напоминающие человечков, и сучки, представляющие каких-то животных, – при определенной фантазии подобное можно представить, чем мальчик, похоже, обладает.

Женщины ведут разговор. Молодая нервничает и сетует на превратности судьбы.

– Что мне теперь делать? Куда я с ним?.. – кивает она на ребенка.

– Да не волнуйся ты! Тебе ли переживать? – успокаивает пожилая. – Тебе ли с твоей красотой нос вешать, Антонида? Только подмигни…

– Ага, подмигнула… – вновь кивает на мальчика.

– Хочешь, я тебе снова присватаю?

– Спасибо, Аркадьевна. Мы уже это проходили.

– Так кто же знал, что его так скоро кондрашка приберёт? Ведь герой был. В орденах, в медалях, и чин не малый. В раёне секретарем был.

– Орденов понахватал, а здоровье растратил. Дома жил, как на войне. Ни днём, ни ночью покоя не было. В каждой бочке затычка. Андрей Марьянович, там чепе – срывается, ночь-полночь, едет. Андрей Марьянович – аврал! Бежит. Кровью харкал, а дома не сидел. И вот добегал. Другие горкомовские и райкомовские работники зад от стульев не отрывали – им все: и квартиры, и путевки, и машины, а этот… – отмахнулась, – малахольный. Это ты: начальник большой, холостой, молодой, с войны пришел – герой. Ге-ррр-ой! Другой бы квартиру путную выхлопотал, на курорт бы семейную путевку, как фронтовик и секретарь райкома партии, стребовал. А он все отмахивался да жданками почивал. Ни себе, ни мне, ни ему, – кивает на сына. – Оставил вот…

Антонида хлопает от расстройства себе по икрам и обводит слезящимися глазами комнатку, скромную в ней обстановку.

Мальчик подает голосок.

– Мамочка, я кушать хочу.

Антонида продолжительно смотрит на него, словно не узнает. Лицо холодное, отчужденное, но отвечает ласково.

– Потерпи, маленький. Нет еще ничего.

Мальчик послушно склоняется к игрушкам.

– Ты, Атонидушка, не психуй, успокойся, – уговаривает женщина. – Сядь-ка, я тебе вот чего подскажу. Сядь.

Антонида придвинулась к Аркадьевне ближе и откинулась к стене.

– Ты вот чего… перебирайся-ка ты в Майск. Город молодой, строящийся, там сейчас молодежи, мужиков, как омулей в бочке. А баб – пшик! – нету. Если ты не сробеешь, то такого подцепишь, какого душе угодно. И город на новом месте и люди разные. Кумекаешь?..

Антонида кивает на сына.

– С таким приданым?

– Ну-у, можешь на какое-то время у меня оставить.

– А потом?..

Призадумались.

– Ну, думай, душа моя, думай. И не отчаивайся. Жись-то одна, пристраиваться как-то надо.

…Лето в разгаре. В лесу, на полянах цветы: жарки, васильки, ромашки. По оврагам колышется Иван-чай. Отовсюду слышится щебет птиц. В зеленом могучем лесу кукует кукушка, нагадывает кому-то долгую жизнь. Где-то неподалеку стучит дятел. Тайга шумная и трудовая.

Из города Усолья-Сибирского по проселочной дороге идет молодая женщина. Она ведёт за руку мальчика лет четырех. Он одет во всё чистое, как на праздник, в рубашку-матроску с широким воротом, который окаймлён тремя темно-синими полосками на белом фоне; в коротких штанишках; на ногах сандалии и белые носочки. На голове бескозырка, на лентах – "Герой".