Галина Тевкин - Куколка Джой из Рода Кью III. Обнаженная маха

– Пошёл ты! Не болен я! Не спятил! Мне бумагу дали! – вот-вот и Хом бросится на Ника с кулаками.

– Успокойтесь, пожалуйста. Не хотел я Вас обидеть!

Ник отступил. Что зря спорить с несчастным стариком. Ник не понаслышке знает, что такое Дома призрения. А уж историю болезни Хома, так получилось, он изучил от корки до корки. Надо просто найти эту лодку. Искал Ник недолго. Да и негде особенно было искать. Они с Джой… Он не может восстановить события той ночи, не вспоминая о ней! Что уж тут поделаешь! Так вот, они с Джой были только здесь, в Сердоликовой бухте и в хижине Хома. Ночью они шли, конечно, наугад. И… где-то здесь… Вот именно – здесь! Среди нагромождения валунов кто-то из них наткнулся, ударился о корпус перевёрнутой вверх дном лодки.

– Идём со мной! Здесь, недалеко!

Нехотя – отстал бы этот прилипала – Хом пошёл за Ником.

Упрятанная среди валунов, чуть в стороне от соединяющей бухту и его халупу тропинки, лодка произвела на Хома ужасное впечатление. Лучше бы украли это несчастное корыто! А так – ясно же, что старик не помнит, когда и как попала сюда лодка. О чём, как не о себе думает бедняга Хом!!! Ник пожалел, что «нашёл» эту старую, рассохшуюся, ни на что больше не годную лодку. Какое там – рыбачить! Выйти в море на такой калоше – опасно для жизни! Но Хом уже примеривался, как поднять, перетащить лодку поближе к воде. Общими усилиями – Ник немедленно бросился помогать – они подняли и осторожно, балансируя по осклизлым валунам, перенесли лодку в бухту. Это оказалось гораздо труднее и заняло больше времени, чем рассчитывал Ник. Вечерело. На высветленном полотне неба стали заметны ещё более светлые капельки – намёки на первые звёзды. Если уезжать – то сейчас. Вот-вот вечер опустит свой бархатный занавес. И дорога вверх – грунтовый серпантин – станет опасной для жизни. Но за весь день Ник не смог поговорить с Хомом. И хотя стремился он в Сердоликовую бухту не из-за Хома, но неожиданная возможность поговорить с бывшим пациентом Дома призрения, с тем, кого Ник отождествлял с «мёртвой голубой птицей», стоила того, чтобы задержаться. Тем более что запас времени у него был. Даже если Ник выедет отсюда завтра утром, в течение дня он доберётся домой. А машина оплачена до послезавтра! Он останется ещё на одну ночь, решил Ник. Хом не умел, не приучен был выражать радость или благодарность. Но по всему было видно, что старик рад этому возникшему ниоткуда молодому мужику и перестаёт потихоньку бояться его. Незваный гость не только не лез с расспросами и всякими вздорными советами, он помог Хому. По-настоящему помог. Сам-то он когда ещё отыскал бы свою лодку! Да и перенести её к воде один навряд ли смог! Когда-то крепкий, жилистый мужик не мог больше полагаться на свои силы. Что-то с ним приключилось! Всё время Хому казалось, что вот-вот, и он поймает за хвост это что-то важное. Ведь что-то случилось! Что-то заставило его очутиться в Городе, в больнице. А Хом даже не помнил, как попал туда. Но когда он пытался вспомнить это что-то, начинала болеть голова. Кружилось и мелькало перед глазами, тряслись ослабевшие от безделья и неподвижности руки и ноги. За те несколько дней, что Хома вернули домой, в посёлок, он только и успел, что чуть-чуть разобраться со своим пришедшим в полный упадок хозяйством. «Не было его дома, – так сказал живущий на площади старинный знакомец, – почти три месяца». И… ничего не изменилось. Тут ты или нет, что собираешься делать со своей жизнью – мало интересовало немногочисленных оставшихся в живых стариков – соседей Хома. Почти все они, волею судеб доживающие свой век в этом умирающем селении, были примерно одного с Хомом возраста. Вдовцы, бобыли – они мало интересовались друг другом. Никто никогда никому из них не помогал. Привыкли они рассчитывать только на себя, на свои силы. И когда незнакомый парень просто так, ни о чём не спрашивая и ничего попусту не говоря, взялся помогать ему, Хом просто-напросто растерялся. И что ему с этим делать дальше – не знал. И, когда парень попросился переночевать у Хома ещё одну ночь – опасно в темноте подниматься наверх, – тот только обречённо махнул рукой: делай, мол, что хочешь: «Я так и знал, что помогаешь не просто так… Вот какая тебе выгода? Устал я от жизни. Совсем растерялся».

Ник, приноравливаясь к неустойчивой походке Хома – не могло не сказаться время, проведённое в «заключении» Дома призрения, – дошёл вслед за ним до хижины. Как выяснилось, и еды-то у Хома не было. Пачка каких-то серых макарон, кулёк с подозрительной крупой, полбуханки высохшего хлеба, соль в смятом спичечном коробке. В надтреснутом стакане – крупно порезанные чайные листья, похоже на заварку. Пока в видавшем виды котелке закипала вода – её Хом брал в стоящей посреди, на так называемой площади, старинной чугунной колонке, – Ник сбегал к машине и принёс все свои припасы. Тушёнка – продукт номер один в неприкосновенном запасе – могла спасти любую ситуацию, вызвала благоговейный восторг Хома. Оголодавшись за день, они вмиг опустошили гнутые, больше похожие на… ни на что не похожие алюминиевые тарелки. Ник хотел было заварить чай, но Хом вовремя остановил его:

– Ты что, парень! Какой, твою душу, чай!

Из-под груды тряпок Хом вытащил несколько листков бумаги, оторвал клочок от одного и ловко – его-то заскорузлыми пальцами – скрутил самокрутку. Раскурить её Хом не успел. На этот раз Ник остановил его.

– Подожди! Что это у тебя?

– Чего психуешь? Не видишь – грязная бумага. Да была, была она у меня. – Хом не мог взять в толк, отчего так посерьёзнел парень. Чего такого увидел он там, на этих заполненных закорючками листах. – Через них и попал я в передрягу. Ничтоже сумняшеся, – добавил Хом.

Ник не верил своим глазам! Тот же характерный наклон, те же чёткие линии букв и ещё – это уже совершенно невообразимо! – какие-то… схемы? Чертежи?

– Послушайте, откуда это? У Вас?

Ник напрочь забыл, что пообещал себе не задавать вопросов! Но как удержаться!

– Ты, парень, прям, как те, в Городе, в больничке. Тоже допытывались, докапывались. Никак поверить не могли, что не знаю я! Может, ты из них, из этих? Притворился: мол, ни при чём я. А сам вынюхиваешь.

– Да нет. Я не из тех. Слово даю.

Ник готов был поклясться, признаться в чём угодно. Такое…

– Просто стоят эти бумажки много. Очень много. Жалко их на курево пускать.

– Много, говоришь?

Хом вынул листы из рук Ника. Рассмотрел. Даже обнюхал.

– А ты откуда знаешь?

– Да возил я одного. Из музея. Много чего наслышался, – на ходу импровизировал Ник.

– Так сколько – много?

– Ну, не знаю я. На лодку новую, дом точно хватит. В Городе знающим людям показать надо.

– Нет уж. Меня туда не заманишь. Хватит. Бывали.