Таисия Цой - Вселенные. Сборник рассказов

– Он глухой и немой одновременно?!

– Дурак ты, Волвик. Он – несчастный. Он никому не нужен, ни своим, ни чужим. Знаешь, когда Пустошь воет зимними ночами не так страшно, как тогда, когда он молчит…

***

Она была нежна, как светлый рассвет,

Но глаза были неподвижны и холодны.

Вдали от всех времён, как проводы души,

Одиночество звучало в тихой песне.

***

– Хммм… И как ты хочешь ему помочь? – во взгляде перевёртыша впервые мелькнул неподдельный интерес.

– Я не знаю… – опустила она глаза в лиловое цветочное поле. – Я совсем не знаю…

– Да брось, Ювушка, ты же Вересковая ведьма! Ты же всем помогаешь!

– Волв, я… Я и правда не знаю. Это же ребёнок, ему же ещё и шести нет. А у него внутри горя больше, чем голосов у Пустоши…

– Юва. Послушай, – Волв заговорил в её голове вдруг серьёзно и тихо, без тени шутовства. – Иногда выход выглядит не совсем как выход, понимаешь? Я имею ввиду, что выход может быть совсем не таким, каким ты, или кто ещё с такой же дурацкой доброй душой, его видишь. Просто… Да блин! Как с тобой тяжело, Юва! Боггарт тебя разбери на бусинки! В общем. Ты всё сможешь, только не бойся. Я уверен, ты сделаешь всё правильно…

***

Песня затихла в полёте ночного ветра,

Певица замолчала,

Лишь слеза, пролитая молча,

Говорила о том, о чём она хотела спеть.

Девушка была так растрогана,

Что сказала: «Не молчите,

Я не знаю почему,

Но ваша песня трогает меня!»

***

Маленький мальчик, лет пяти-шести, сидел на обрыве верескового поля. Свесив босые ножки в прохладу осенней Пустоши, он смотрел вдаль. Глаза его, обречённые белёсой пеленой от рождения не видели тварного мира. Он с первых дней жил в том мире, который построил для себя на ощупь. А это место, куда приходил каждое утро, он видел на запах. Запах тёплого верескового мёда. Запах справедливого моря. Море, оно ведь не человек, оно всегда справедливо. Даже когда жест о ко.

***

Певица подошла к ней,

В её взгляде, казалось, была робкая надежда.

Она нерешительно взяла девушку за руку –

Теперь пути назад не было.

Она запела песню для неё одной,

И та, зачарованная, тихо последовала

За певицей вверх по горе

К краю самого высокого утёса.

Вдали от всех времён, как проводы души,

Одиночество звучало в тихой песне.

Там певица пела свою песню

О тёмной роковой ночи,

Которая больше ста лет назад

Принесла ей огромнейшее несчастье:

Молодой человек поклялся ей в любви,

Это было раннее счастье,

Но слепая ненависть её отца

Помешала тому, что было суждено.

***

Ю ва присела рядом. Он почувствовал. Он всегда знал, что тут есть кто-то кроме него. Этот кто-то пах как вересковый мёд. Этот кто-то никогда не разговаривал с ним, не пугал, не кричал, не бил. Этот кто-то был тёплым, добрым и почему-то очень печальным. Так, по крайней мере, от этого кого-то пахло. Да, печаль и тепло тоже имеют свой запах, поверьте этому мальчику. Он знает…

Но этот кто-то никогда раньше не подходил так близко, не сидел рядом.

– Почему ты всегда печальна? – подумал мальчик, не отводя безликого взгляда от дали тёмного горизонта.

– Потому что я хочу тебе помочь.

– Но, это же повод для радости, разве нет?

– Знаешь, милый, иногда выход… Он… Иногда выход выглядит как… Чёрт!

– Иногда выход пахнет Пустошью и немного вереском. И кажется не тем, чем является на самом деле, – Ю ва удивлённо посмотрела на мальчика. Ветер трепал его волосы, пытаясь пригладить их то на одну сторону, то на другую. Но, глаза… Веки не дрожали от прикосновений ветра, не вздрагивали ресницы. Он знал. Милый, подумала Юва совсем-совсем про себя, как же так…

– Я пойду с тобой, Ведьма верескового поля, – по щекам ведьмы заискрились медовые капли. Терпкие, как эль. Горькие, как полынь.

– Не плачь, ведьмочка, пожалуйста. У слёз не очень добрый запах. А вкус и вовсе горький.

– Да, милый, – она стёрла рукавом платья капли. Шмыгнула носом. Встала над обрывом. Мальчик поднялся вслед за ней. Солнце открывало их, стягивая с двух пар ног одеяло ночи. Она взяла его за руку.

Мальчик запел колыбельную. Единственную, которую ему когда-то пела мать. Единственную, которую он берёг всё это время, не произнеся за свои пять лет и семь месяцев ни слова. Тонкий несломленный мальчишеский голос запел так громко, как мог в свой первый раз. И сама Пустошь замолкла, слушая самый прекрасный голос, какой она только слышала за свои века.

***

«Никогда в жизни

Вы не будете принадлежать друг другу»,

Тогда они решили поклясться в любви

В своей ранней смерти.

Но проклятье отца было сильным

И даже там достало их.

Оно разделило их души,

Загнало её в это место.

Вдали от всех времён, как проводы души,

Одиночество звучало в тихой песне.

Певица всё ещё держала

Девушку за руку,

Когда, ослепшая от слёз, она поднялась

К высокому краю утёса.

***

Вересковая ведьма сидела на обрыве и смотрела вдаль. Ровная линия горизонта гипнотизировала зелёные глаза. Волв бесшумно присел рядом. Ткнул в плечо бархатным влажным носом.

– Он разговаривает со мной, Волв. Каждый вечер. Пустошь поёт его голосом эту колыбельную каждую ночь. Каждую ночь, допев колыбельную, Пустошь шепчет его голосом «спасибо»… Но почему же так больно, Волв? Почему больно?? – Она беззвучно плакала. Волв обнял её за дрожащие плечи, ткнулся тёплым носом в затылок ведьмы.

***

Но, уже исчезнув на дне,

Она услышала песню:

«Благодарю, моё дитя, только твоя смерть

Разорвала оковы проклятья!»

Вдали от всех времён, как проводы души,

Одиночество звучало в тихой песне.

***

Стихи: группа Nenia C'Alladhan, песня «Schattengesang»

Перевод: Aphelion.

Она лежала посреди поля, раскинув в стороны руки и смотрела в небо. Изредка отмахиваясь от надоедливых июльских мошек, норовящих залезть в глаза, рассматривала куцые полоски белёсых облаков.

– Н-да. Не густо на сегодня… – Ася лениво перевернулась на живот, уместив подбородок на сгибе локтя. - Нот, нам не пора ещё?

Рожь всколыхнулась под недовольным вздохом Нота. Ну, как всколыхнулась… Всколыхнулась, если бы Нот дышал.

– Ася. У нас нет пока заданий. Смирись.

– Бесчувственный ты… Как кусок металла…

– Ася, я и есть металл. Я твой ньёрд, если ты не забыла.