Алексей Миллер - Мup

– Какая теперь тебе разница? У меня хватит времени на всех клиентов. Это я тебе гарантирую. Отвечай. Что ты решил?

– Мне нужно время.

– Нет. У тебя его нет. Ты предложил разойтись. Так вот, если я покину эту квартиру без договоренности, то считай, что мы с тобой видимся последний раз. А сидеть здесь я не намерен больше ни минуты.

– Окей. Я согласен. Только и ты не надейся, что все мои клиенты будут переправлены в рационалы с твоей помощью. С моими объемами ты не справишься. Мой контакт поможет.

– Твой? – эта фраза была брошена мне вызывающе, так как он знал, что этим я обязан моей сестре. – Договорились. Я сообщу тебе позже, как мы будем общаться, – он пожал мне руку, еще раз улыбнулся и ушел.

***

Не хочу здесь вдаваться во все подробности четырех месяцев, последовавших за нашим разговором. Это было очень трудное время. Я почти не спал и находился в постоянном стрессе.

Список оказался настоящим, не подставой и не западней. В него попали люди, которые действительно хотели покинуть оппозиционы. Однако далеко не все из них готовы были работать со мной. Многие очень пугались, когда я связывался с ними, боялись, что я являюсь оппозиционным служителем общества. Кто-то из них даже угрожал сдать меня и рассказать, что я агитирую их переехать в рационал. Но к таким фразам я привык довольно быстро. Вряд ли они пойдут в полицию, раз заявили, что сами недовольны сложившимся укладом.

Но что меня пугало больше всего, это то, что чем больше я общался с этими людьми, тем больше понимал, как сильно заблуждался, живя в рационале, насчет свободы, которая доступна людям в оппозиционах. Это лишь внешняя картинка. На деле люди намного больше связаны нуждой, бедностью, а также обязательствами и правилами, которые придумывают в микрокластерах. Так, например, в одном небольшом городке нельзя было выходить на улицу после шести вечера, а половину дохода необходимо было отдавать губернатору. Законы оппозиционов дают право в небольших городах устанавливать свои правила – с согласия большинства жителей. И даже если эти жители дали свое согласие под дулом пистолета, это мало кого волнует.

Я больше всего боялся мести этих губернаторов и тех, кто на них работает. Они очень не хотели терять умнейших «своих людей», а в списке были, как правило, именно такие. Они обладали какими-то деньгами, но фактически принадлежали своим господам. С такими людьми мне приходилось встречаться лично, вылавливать их во время поездок, потому что ехать в «частные города» было равносильно самоубийству. Я рискнул сделать это всего два раза.

В первый раз все прошло гладко. Я даже сразу увез с собой клиента, который в тот же день перевел мне нужную сумму денег и покинул свою родину. Вторая поездка прошла куда менее успешно. Этот городок находился в Северной Италии, недалеко от Милана. Италия одна из последних в Европе перешла под контроль оппозиционеров и поэтому здесь сложилась скорее смешанная система. Сохранился страх перед законами, но появилась полная свобода в их создании. Поскольку эта страна была свободной и достаточно близкой к Африке, сюда устремился поток беженцев почти со всего черного континента. На тот момент в африканских странах и речи не могло быть о свободомыслии. Только впоследствии Египет, Ливия, ЮАР и Мадагаскар смогли освободиться от гнета, в результате чего стали, так сказать, чем-то средним, наподобие Италии, только с еще более консервативным подходом.

В Италии, благодаря хорошему климату, осело огромное число людей, сделав эти территории самыми густонаселенными в мире. Нехватка продовольствия стала причиной бесконечных междоусобиц. Жизнь стала крайне небезопасной. Крупные города превратились в рассадники преступности. И вместо желанной свободы люди сами себя заточили, построив вокруг деревень и городков высоченные заборы.

В одном из таких городков правил семейный клан – выходцы из Алжира. Все жители фактически являлись их рабами и были обязаны выполнять любые поручения своих господ. Все доходы и сбережения считались собственностью правителей. А того, кто пытался что-то скрыть, незамедлительно казнили. При появлении в городе представителей центральной власти наступали минуты спокойствия. Но открыть рот и открыто пожаловаться никто не смел. Это было самое страшное преступление. Наказание ждало не только виновника, но и всех его родственников.

Да и Италия мало кого интересовала. «Свобода превыше всего! – отмахивались чиновники из Петербурга и Сингапура (крупнейшие и важнейшие города оппозиционов), – Мы не единое государство, а содружество свободных земель, которые сами определяют свой государственный строй». Только вот люди мучились и страдали.

***

В один из таких городов я приехал под видом контролера. Как, впрочем, и во все остальные. На работе я договорился, что хочу сам лично проверить результаты наиценнейшего исследования и провести несколько личных интервью в «автономной работе». Такой работой мы называли режим провизора, при котором он принимает внешние сигналы, но передает их человеку только после активации нормального режима. Так же и с передачами. Человек как бы в сети, но общаться не может. Тогда я часто задумывался, почему нельзя вообще выключить этот странный прибор. При попытке его удаления из тела человек вообще умирает. И, несмотря на это, провизоры были и являются ценнейшими для нас всех аппаратами.

Руководству я объяснил это тем, что хочу сам составить идеальную программу развития социального образования населения. Они проглотили этот фейк, и теперь, ко всему прочему, я имел отличный повод для встреч с потенциальными клиентами и неограниченные командировочные расходы.

Меня сразу встретили местные старожилы, мимо которых в город не проходит не один человек, и отвели к своему начальнику. Африканец, лет сорока пяти, весь покрытый красными и желтыми татуировками, с разноцветными глазами и наголо выбритой головой сидел в огромной душной комнате. Весил он килограммов сто пятьдесят, не меньше.

Когда я вошел, он даже не поднял на меня глаза и продолжал копаться в старом планшетнике. Я таких даже в оппозиционах не видел. Я сел на стул перед столом и стал ждать. Через минуту он поднял глаза и тупо уставился на меня. Я сразу понял, что он не говорит ни по-русски, ни по-английски, и уж тем более не знает китайского, так что придется общаться через провизор.

– Он всегда в автономном режиме, – начал он разговор на английском, как будто прочитав мои мысли.

– Это странно в современном мире, – ответил я дрогнувшим голосом, поддавшись небольшой панике. В голову пришла страшная мысль: «А что, если у них стоят глушилки, и я не смогу передать сигнал бедствия в случае опасности?»