Наталья Любимова - Седьмая тень

На столе чудесным образом стали появляться предметы кухонной утвари: медный самовар, берестяные кружки и туесок с медом, блины, сметана, жареная рыба. От всего этого изобилия у Рябинина потекли слюнки, а желудок, предвкушая еду заурчал, как голодный кот. Кто-то невидимый налил ему в кружку кипятку пахнущего разнотравьем.

– Извиняйте, кофю нету! – проскрипела Недоля и снова залилась истеричным смехом, от которого у Рябинина в буквальном смысле слова волосы становились дыбом. Когда она просмеялась, то снова обратилась к нему:

– Бери блинок, Егорушка, Филька большой мастер по ним, в смятанку макай аль в мядок, да чайком запивай , – подставляя к нему поближе миску с блинами, проскрипела старуха.

– Откуда вы знаете, как меня зовут? – поперхнулся и закашлялся Рябинин.

– Как же мне не знать про тебя, коли я Недоля твоя? Я все про тебя знаю, даже то, что ты сам про себя не знаешь , – ответила она.

Рябинин взял блин и макнул его в сметану, но его руки так дрожали, что он боялся, что не попадет блином в рот. Сметана густой каплей сорвалась с блина, и чуть было не упала на джинсы Рябинина, если бы кто-то незримый не преградил ей путь миской. Рябинин выронил блин, и он тоже попал в миску, висящую в воздухе между ним и столом.

– Что это за чертовщина? – опять не своим голосом вырвалось у Рябинина.

– Не бойся, это Филька. Домовой. Он по хозяйству мне помогает . И обращаясь к «невидимке» добавила, – да покажись уже, хватит его пугать, а то не ровен час наложит в штаны с испуга, – снова засмеялась Недоля.

«Невидимка» обрел очертания маленького старичка, ростом с четырехлетнего ребенка, с обширной лысиной и окладистой курчавой бородой почти по пояс. Нос картошкой, расплывшись на пол лица, издавал посапывающий и похрюкивающий звук, длинные косматые брови свисали паклей со лба и закрывали маленькие глазки. Одет он был в пижамную рубаху в синий горошек, перетянутую детским красным, вязаным шарфиком, обут в рванные комнатные тапочки, размеров на пять больше, чем требовалось.

– Садись за стол, что стоишь, как не родной ? – снова скомандовала старуха.

Домовой Филька принес большую подушку, взгромоздил ее на лавку и сел на нее рядом с Рябининым.

Рябинин под столом ущипнул себя за ляжку, боль была ощутима, – «если мне больно – значит я не сплю, а если я не сплю – значит я это вижу наяву, а этого видеть нельзя, потому что этого не бывает, значит, из этого следует вывод – я схожу с ума», – решил он про себя. Рябинин зажмурил до боли глаза, с надеждой, что когда он их откроет все исчезнет, и он окажется один посреди дороги в своем милом «жигуленке». Но когда он снова открыл глаза, чуда не произошло, рядом с ним сидел старичок и уплетал блины за обе щеки, а напротив него сидела старуха и дула на дымящийся травяной чай в берестяной кружке. Рябинин протянул под столом руку к своему соседу и стал ощупывать сначала подушку, потом ему попалась нога Домового, она была теплой и костлявой. Филька засмеялся хрюкающим поросенком и одернул ногу:

– До смерти щекоток боюсь, – произнес он тоненьким голоском, – живой я, настоящий, что меня щупать-то.

– Я точно схожу с ума, – уже вслух заключил Рябинин. – Оно и понятно, больше суток не спал, не ел, еще и не такое померещится, – стал успокаивать он себя. – Это сон, страшный сон, сейчас я проснусь, и все исчезнет, как тот лес, что снится мне последнее время.

За столом засмеялись, а Рябинину хотелось заплакать. Потому, что он никак не мог проснуться, а компания исчезнуть.

– Ешь не бойся, когда еще случиться тебе поесть Филькиных блинов со смятанкой. Сам не умеешь, жену из дому выжил, у матери, когда последний раз был? А она ждет все тебя, пирожки с капустой, твои любимые часто печет, все думает, заглянешь к ней, а тебе все некогда. Работа, друзья, тати 3 3 Тать – стар. – вор, разбойник. . Вот и про день рождения друга ты не забыл, молодец, поздравил, а про день рождения матери вспомнил, сынок дорогой? – увещевала его Недоля.

«А ведь и правда, он забыл даже позвонить матери, не говоря уже о цветах и подарке». Рябинина словно обдали кипятком:

– Откуда ты все знаешь? – с вызовом спросил он ее.

– Ты, что бестолковый? Я тебе говорю, я Недоля твоя, ну несудьба, что ли, по-вашему, несчастье, неудача. Как же мне про тебя не знать, если я все время с тобой, – с раздражением в голосе, на распев произнесла она.

– А почему я тебя раньше никогда не видел? – не отставал от нее Рябинин.

– А ты вообще кроме своего носа ничего не видишь , – ответила Недоля.

– А, что такие Недоли у всех людей есть? – не унимался Рябинин.

– Ну почему же обязательно Недоли, есть и Доли. Вот у того, кого ты ищешь, на службе сама Доля состоит, а толку от этого никакого. От человека все зависит. А почему я тебе показалась, так это от того, что ты меня в своих бедах никогда не винил. Но и помогать я тебе не стану, не входит это в мои обязанности, я наоборот спать должна и бездельничат ь, – вытянув перед собой крючковатые пальцы с длинными серыми ногтями и разглядывая их, призналась она. – Это Доля, не спит все время, и во всем помощница своему господину.

– Так ты знаешь того, кого я ищу? Знаешь где он и как его найти? – с заискиванием в голосе и надеждой задал вопрос Рябинин.

– Знаю, да сказать не могу, сам должен найти, если найдешь, – засмеялась Недоля скрипучим смехом . – Я и так тебе помогла, считай, свой план выполнила на десяток лет вперед. Так, что не обессудь.

Домовой Филька тем временем макал блины в сметану и один за другим отправлял их себе в рот. Высокая стопка быстро уменьшалась. Очередной блин видимо застрял в его горле, и Филька стал задыхаться. Он ловил ртом воздух, выпячивал язык, его маленькие глазки хотели вылезти из орбит, потом он стал заваливаться на бок. Недоля при этом даже не пошевелилась, она наблюдала за происходящим со стороны и заливалась скрипучим смехом.

– Ой, не могу, своими блинами подавилси, родимый!

Рябинин схватил старичка за шиворот и, поставив его к себе на колени, надавил в область солнечного сплетения, как учили на занятиях по оказанию первой медицинской помощи. Домовой закашлялся и начал дышать. Глаза вернулись на свои места, по его морщинистым щекам из них потекли слезы. Еще минуту он откашливался и вытирал красную картошку носа, рукавом пижамы. Рябинин вытащил из своего кармана клетчатый носовой платок и протянул его Фильке. Тот с благодарностью закивал головой Рябинину, взял его и трясущимися руками поднес к слезящимся глазам.

– Почему, ты не помогла ему, он же мог задохнуться и умереть? – обратился Рябинин к Недоле.

– Одним нечистяком меньше, подумаешь потеря. Он уж девять веков живет, пора бы и честь знать, – надоели его блины ужо, в глотку не лезут, вона я гляжу и тябе тожа, – кивнула она в сторону лежащего в миске блина, оброненного Рябининым. – А ты я смотрю жалостливый больно, так смотри, чтобы жалость твоя, тебе же бедой и не обернулась . – Филька проводи его, засиделся он в гостях, пущай идет, ищет себе Долю, что ветра в поле, - заскрипела противным смехом старуха, и хватила костлявым кулаком по столу, так, что перевернулась берестяная кружка с дымящимся отваром, который стремительной струей ринулся на колени Рябинина.