Наталья Корнева - Ювелир. Тень Серафима [СИ]

— Прошу прощения, сэр. Гость, которого вы ожидаете, прибыл.

На полированном письменном столе царил образцовый порядок. Толстые, увесистые связки писем, стопки крепко сшитых листов, сафьяновые тетради, книги в мягких шагреневых переплетах, разных мастей описи — здесь имелись бумаги на любой вкус, главное, чтобы тот был в достаточной степени извращен педантизмом. Сам стол мог бы служить, пожалуй, достойным экспонатом в каком-нибудь музее занимательной бюрократии, существуй таковые в Ледуме. Он представлялся не просто столом, нет — столь приземленное, оскорбительное слово определенно умалило бы его значение! Он являл собою начало системы координат, эпицентр событий.

Ни дать ни взять точка отсчета, в разные стороны от которой расплескалась рабочая комната.

Трудящийся за столом человек также выглядел образцово. Преувеличенно аккуратным жестом он закрыл чернильницу и отложил в сторону только что законченный лист. Не отрывая от своего детища глаз, молча вставил в футляр приметное серебристо-белое перо: на раздвоенном наконечнике из легкого металла красовался затейливый рисунок гравировки.

Ализариновые чернила высыхали, довольно быстро переходя из зеленоватого в интенсивный иссиня-черный цвет, принятый для большинства официальных документов. Когда последний выведенный каллиграфическим почерком знак приобрел бархатный, приятный глазу оттенок индиго, Кристофер накрыл его чистой бумагой и, немного поколебавшись, извлек из ближнего выдвижного ящика револьвер. Удобнее устроив рукоять в ладони, словно бы привыкая к опасной тяжести, он жестом велел камердинеру включить люстру.

Сегодня с делами пришлось припоздниться. В полумраке массивная бронзовая с хрусталем конструкция казалась тучным телом повешенного, свисающим в петле в неэстетичном посмертном окоченении. Не слишком-то добрый знак, когда повсюду мерещатся покойники, однако вполне объяснимый.

И это лишь легкие, невинные отголоски всеобщей истерии последних дней!

Вздохнув, мужчина перевел взгляд поверх злополучной люстры, отвлекаясь от мрачных ассоциаций. Узорчатым куполом над ним расцветал потолок — высокий, украшенный мозаикой и сложной художественной росписью, каковым и полагалось быть потолку приличного замка. Что уж говорить, во всей Бреонии немного нашлось бы архитектурных сооружений, способных на равных соперничать с резиденцией правителя Ледума. Она производила на посетителей неизгладимое впечатление, и производила, надо признать, вполне заслуженно.

И дело тут не в великолепии замковой стены, не в фасаде, размеренном сложной формы пилястрами и арками, обильно украшенном барельефами и золочеными резными карнизами. Нет, не в изысках декора, деталях и украшениях, вроде межоконных ниш и величавых скульптур на крыше, которые также находились на своих местах, и даже не в богатстве внутреннего убранства, поражающего воображение самых искушенных ценителей красоты.

Конечно, всё это было немаловажно, но самое главное — явленная роскошь при всей её головокружительности демонстрировала утонченность и безупречно строгое чувство стиля.

Кристофера это вполне устраивало.

Прохладные весенние сумерки уже заползли в кабинет, но новомодное электричество без труда выдворило их обратно. Вот она, сила современной науки! Искусственное освещение не оставляло теням ни шанса. Оно смело меняло пропорции, делая очертания предметов резкими, бритвенно-острыми, играло не только контурами, но и красками.

Кристофер с удовлетворением вгляделся в происходящие вокруг метаморфозы. Комната преображалась как по волшебству. Холодные цвета темнели и незаметно меняли оттенки: лиловые чуть краснели, голубые казались серебряно-серыми, синие — невыразительными и тусклыми. Теплые тона, наоборот, охлаждались и блекли: алые выглядели значительно более фиолетовыми, оранжевые — коричневатыми, а в желтых нет-нет да и просвечивала зеленца.

Конечно, живой свет огня был естественнее и приятнее глазу, он создавал знакомое всем с детства ощущение уюта. По этой причине многие до сих пор предпочитали свечи, но Кристофер не был ретроградом.

Отнюдь.

— Пригласи его, Патрик, — нервным движением мужчина поправил муслиновый шейный платок — верный признак принадлежности к высшему свету.

Стоит отметить, что тот и так был повязан безукоризненно, по всем правилам нынешней моды. Белый цвет освежал и удачно завершал продуманный до мелочей образ аристократа, добавляя тщательно рассчитанную нотку небрежности. Белый цвет — это всегда изыск, шик.

Вошедший был невысок и худощав, остальное скрывали плащ с высоким плотным воротом и броская широкополая шляпа. Вид револьвера в руке хозяина ничуть не смутил пришельца — похоже, он был привычен к подобному специфическому гостеприимству. Человек коротко поклонился и замер, но бездействие это было каким-то нестабильным, текучим. Представлялось, что в любой миг оно может с легкостью перейти в совершенно неожиданную и оттого тем более неприятную активность.

— Разве не предложили тебе оставить верхнюю одежду, Себастьян?

Голос прозвучал хорошо, без опасения и неприязни. Разумеется, то был риторический вопрос: по специальному распоряжению гостя пропустили без обыска. Демонстрация доверия, — даром что в интригующих складках плаща можно было при желании схоронить хоть сам вход в преисподнюю, не то что какой-то там вполне себе земной арсенал. Тем не менее, Кристофер не хотел без нужды провоцировать конфликт. Требование разоружиться, неизбежный отказ, препирательства со стражей — вся эта вульгарная суета сорвала бы разговор еще до начала.

С другой стороны, оружие, открыто взятое им самим, четко обозначало позицию хозяев и готовность к любому развитию событий. Пусть даже «развития», само собой, хотелось бы избежать.

Оставалось надеяться, что и у его визави хватит ума воздержаться от необдуманных слов и поступков.

Аристократ продолжил придирчиво осматривать человека. Он видел наемника впервые — но был более чем наслышан. Откровенно говоря, тот не производил впечатления. Не оправдывал, так сказать, щедро подпитанных воображением ожиданий. Не приходилось сомневаться: профессиональные качества гостя и вправду были на высоте; однако непрезентабельный внешний вид — вот то немногое, чего Кристофер не мог простить. Да хоть бы шляпу свою, невежа, стянуть удосужился!..

Увы, когда речь идет о людях подобного происхождения, рассчитывать на манеры просто глупо. Кристофер едва удержался от презрительной гримасы, но привычка соблюдать придворный этикет помогла сохранить на лице неизменное прохладно-благожелательное выражение.