Хуберт Ильвес - Десквамация

Какие времена, такие и люди, разные, своеобразные, полная противоположность друг друга, но объединённые общим делом, наделённые полномочиями рабы системы. Некоторые любят свою работу, считая это своим призванием, другие тяготятся ею, проживая свои дни в этой отвратительной для них среде и постоянном стрессе. Но и те и другие по своему несчастные люди, всё их существование ограничено зацикленностью и узкостью пространства, они не могут расслабится ни на минуту, даже когда примут дозу алкоголя их разговоры снова и снова ведутся не на отвлечённые темы, а обсуждаются дела насущные, связанные с работой, которая постепенно и незаметно заполнило совершенно всё пространство, не давая человеку свободу в его действиях и мыслях.

Время было позднее, урчало в животе, хотелось есть и спать. Спартак Петрович сидел на рабочем месте, устало провожая уходящий день, такой обычный и похожий на все остальные, в которых не было ничего удивительного, яркого или восхитительного.

– Вот день прошел, ну и черт с ним! – прошептал он еле слышно, выключил свет и вышел из кабинета.

Домой его не тянуло, не находил он там покоя, в других местах его не ждали. Раньше было проще – он пил, сейчас всё хуже – он завязал. Понял, что летит в пропасть, теряя своё человеческое лицо и перестал. Он давно себя сравнивал с пикирующим бомбардировщиком, у которого уже нет топлива, двигатели глохнут, а посадочной площадки он так и не видит. А если он упадёт, то громко, сдетонирует весь боекомплект, всё что он несёт на своих крыльях и мало никому не покажется, поэтому нужно тянуть и бороться до конца, пока ещё полёт продолжается.

Табунов поднялся по лестнице на третий этаж, открыл дверь ключом и принялся разуваться.

– Ты когда уже прекратишь болтаться по ночам – раздался, знакомый скрипучий голос его супруги, затем вспыхнул свет в коридоре.

Этот вопрос не требовал ответа, обычная претензия, которых множество, где всё что не делается, всё делается не так. Он прошел в ванную комнату, решил принять душ, но за его спиной стояли и старались зацепить.

– Сними себе уже комнату и живи там, не унималась женщина и продолжила, – дай спокойно пожить нам с ребёнком.

На шум выбежала дочка: – мама, ну хватит, что опять начинается? Как встретитесь, вечно ругаетесь.

– Привет доча! Как дела? – дружелюбно произнёс Табунов.

– Всё хорошо, спали уже. Ты не пил?

– Нет, не пил. Работы много, человека ищу, он очень нужен семье.

– Счастливые люди! С ухмылкой произнесла супруга и растворилась в дальней комнате.

Родственники продолжили общение:

– Как дела в институте, замуж ещё не собираешься?

– Как ты часто дома бываешь, скоро внукам удивляться начнешь.

– Всё так серьёзно?

– Нет, пока спи спокойно, я тебя покормлю и спать, тарелку сам помоешь и со стола уберешь.

– Есть, мой генерал!

На кухне воцарилась тишина, встреча закончилась. Всё не так уж и плохо, пара упрёков и относительное спокойствие, – думал Табунов доедая поздний ужин. Оказывается, можно быть абсолютно одиноким и среди людей, просто взять и стать неким изгоем, который становится обузой, раздражающим фактором для всех и что остаётся человеку, получая изо дня в день порцию негатива и скандала? Терпеть? Ждать, что рано или поздно всё наладится? Или бежать? На этой мысли Табунов замер, он вдруг вспомнил Сорокина, если это так, то возможно он понимает его мотивы, не простая, записка, очень разумная, нет и намёка на безумство. Просто человек взял и сбросил с себя весь эмоциональный груз и исчез. Для всех он пропал, а сам себя нашел, вышел за ограничительные рамки так опостылевшей жизни и вздохнул полной грудью человека без обязательств.

Утром Спартак Петрович направился в психиатрическую больницу, нужен был совет специалиста в этой области. Как раз у него и был один из таких докторов – на примете, достаточно опытный, пожилой мужчина. Место тяготило своей атмосферой, хоть и по долгу службы, выработалась определённая привычка не быть восприимчивым. Бывать приходилась на местах происшествия, морге, притонах и больницах, но очередной порции негатива пускать в душу не хотелось.

Пройдя через пропускной пункт, он оказался на обширной территории, состоящей из нескольких лечебных корпусов с решетками на окнах, за которыми находились люди, запертые, словно звери. Из открытых форточек привлекали его внимание, выпрашивая закурить, лица худые, обтянутые кожей с обезумившим, пустым взглядом и невнятной речью, подсознательно Спартак Петрович прибавил шаг, стараясь не обращать внимание, он не знал как правильно себя вести с душевнобольными, как противостоять возможной агрессии с их стороны или излишней настойчивости, поэтому предпочитал просто не обращать внимания, заходя всё глубже и глубже на их территорию.

Губарев был в своём кабинете, копался в бумажках, вид у него был сосредоточенно-спокойный, он взглянул на Табунова, поверх одетых очков и без лишних эмоций протянул руку.

– Присаживайся Спартак, – предложил доктор, указывая на стул.

Следователь устроился на твёрдой конструкции, прикрученной к полу, озабоченный мыслью, что его сейчас выведут на чистую воду, с его жизнью он вполне возможно годится в пациенты данного учреждения и принялся рассматривать обстановку. В узкое, высокое окно с почему-то пологим подоконником заглядывал дневной свет, он доходил до середины комнаты и обрывался, в большом и просторном помещении, выкрашенном в светлые тона и высокими побеленными потолками стояло в хаотичном порядке несколько письменных столов, но занят был один, остальные нагруженные папками и бумагами были похожи на немых носильщиков, в центре расположился открытый, книжный шкаф с медицинской литературой и различными справочниками. Ничего лишнего и личного, всё казённое и всё так как и было пять, а может десять лет назад, в таких местах время безнадёжно застыло, лишив любых привилегий и уюта. Всё время его размышлений за ним внимательно следил доктор, давая возможность освоится, мужчина, седая борода старила его, но ему нет и пятидесяти лет, с внимательным, изучающим взглядом и густыми бровями, его образ напоминал мудрого филина, достаточно знающего и много повидавшего, он отложил бумаги в сторону, давая понять, что готов к разговору и Спартак Петрович, начал из далека:

– Я тут впервые, в ваших владениях, но полагаю, что перемены обходят вас стороной.

– Что вы имеете в виду? – заинтересовался доктор.

– Как-то всё застыло в прошлом веке, никаких благ цивилизации, телевизора к примеру, компьютера или оргтехники, бумага, ручка и много писанины, как тут сильны традиции прошлого, – высказал мнение Табунов.

– Мы, имеем то, что имеем. Надоедливый ветра стук. Избегать мы совсем не умеем: всех несчастий, потерь и разлук… – философски ответил Губарев, не пытаясь что-то объяснить или оправдать этими стихотворными строками.