Хуберт Ильвес - Десквамация

– У нас так же было, лет двадцать пять назад, прям один в один, только печатные машинки ужасно постукивали в разных углах, а сейчас времена изменились, технический прогресс, бесшумные принтеры, заготовленные бланки, мягкое касание по клавиатуре и горячий документ готов, бывает он остыть не успевает, когда ложится на подпись к руководству, – похвастался следователь.

– У нас всё иначе как видите и никаких заготовок, медицина не терпит шаблонности, она требует индивидуального подхода, изучения, наблюдения, чёткой фиксации всех изменений в поведении пациента и конечно лечения, да и место тут особенное, мы имеем дело с душевнобольными и день наш проходит по большей части с ними и задача у нас подобрать нужный ключик к любому человеку и с любым диагнозом, а не изготовить, как вы выразились: «горячий документ» для начальства, – парировал насмешку Губарев.

– В этом наша деятельность схожа: я и вы возвращаем людей к нормальной жизни, в их семью и социальные связи, вы путём лечения, а я путём устранения причин и условий приведшей к пропаже человека и независящих от него. И в этой связи у меня есть несколько вопросов к вам, как к специалисту, – приступил к главной цели своего визита Табунов.

– С удовольствием помогу вам Спартак Петрович! – ответил доктор.

– Вот записка, её нашли у пропавшего, пожалуйста прочтите и попытайтесь уловить его настроение и в целом будет интересно ваше мнение, – произнося эти слова Табунов достал из папки копию письма Сорокина и протянул доктору.

Губарев прочитал письмо и поднял взгляд на следователя, опять принялся за прочтение, взял увеличительное стекло и долго рассматривал что-то через него, несколько раз пробежался по тексту и вернул назад.

– Ничего особенного в нём нет, такое, что говорило бы о психическом расстройстве или стрессе, всё последовательно и логично, не текст душевнобольного, тут нет нездоровой фантазии, мании или каких-то отклонений, единственное, что я здесь вижу– это разочарование, которое мы все испытываем в жизни, когда наши идеалы рушатся, я бы назвал это возрастным кризисом, когда идёт переоценка ценностей личностью и поверьте, наши пациенты на это не способны, – сделал вывод доктор.

– Получается, что человек написал данную записку, не преследуя никакой цели?

– Да, диалог с самим собой по душам и ничего больше. Нет демонстративно шантажных действий, угроз, нагнетаний или галлюцинаций. Если, я приведу сюда пациента нашей больницы и дам возможность письменно высказаться, он вам такое выдаст, что вы не соберёте всё воедино как бы не пытались, будет сплошная мешанина, никакой структуры, ни начала ни конца, ни смысла. В представленном же мне экземпляре, всё есть, связано и лаконично, нет источника опасений за себя, нет выдуманного персонажа, который несёт угрозу для него и которого он опасается, а есть философские размышления, даже с некоторой мудростью в словах.

– А если я вам скажу, что странности в поведении у него были, он закрылся от окружающих, перестал общаться, что-то обсуждать, делиться, а просто прятался в кабинете и там проводил дни на пролёт.

– Наступают такие моменты в жизни, когда человек стремится к одиночеству, это его попытка разобраться в себе, поводом может быть, всё что угодно, новое увлечение к примеру, попытка найти себя в новой деятельности или изжившие себя отношения, это свойственно людям копаться в себе, открывать в себе что-то новое, находить ответы на вопросы бытия.

– А теперь главный козырь: он теребил соседей, своими видениями, то ему стая волков причудится, которую нужно непременно отогнать от домов, то кто-то якобы кабель срезает по ночам, то другие странности, связанные с летающими тарелками.

– Знаете, что здесь основное? То, что ему верили! Он последовательно всем внушал, что это в действительности было, а страдающего душевным недугом сразу видно и это явное помешательство не скрыть. Он же добивался, чтобы за ним шли и это попытка симуляции болезни, а не болезнь, как таковая, просто он задался целью, чтобы все считали его таковым. А вот с какой целью он это делал? Вопрос скорее к вам! Причин может быть множество, но они реальные, не выдуманные, вот здесь и кроется основная тайна этого дела, но я полагаю, что всё же с кем-то пропавший отношения поддерживает, так устроен человек, испытывая особую, тонкую, душевную связь с этим особым и важным в его жизни другом. Это может быть кто угодно, тот с кем сложилось взаимопонимание и с кем он мог быть откровенным и открытым: родная мать, свой ребёнок, близкая женщина или мужчина и в этом деле, обязательно есть кто-то неизвестный, который знает всё, осталось только его найти и это и есть тот самый ключ к вашей разгадке.

Табунов ещё посидел с Губаревым, пили чай и к делу уже не возвращались, обсуждая совершенно другие вопросы, не связанные с деятельностью ни одного ни второго. Наверное, это и была психологическая разгрузка людей, увлечённых своей работой, возможность отвлечься в свободной беседе.

Всё лежит на поверхности, – думал Табунов, как бы не старался скрыть человек, что-то его да выдаст. Нужно проверять дальше контакты, кому он чаще звонил, с кем встречался, где бывал. Семья отпадает напрочь, родителей в живых нет, с женой и сыном он проживал номинально. Нужно в плотную заняться коллегами, переговорить с теми, кто его окружал в деловых поездках и с кем сложилось более или менее личное общение. Вдруг Спартак Петрович, остановился и прервал свои размышления: – Губарев ведь не совсем прав, или не прав совершенно, ведь если на всё посмотреть через личный пример, то близкого человека, с кем у него самого, у Табунова сложились особые отношения, то его попросту нет, не существует и никогда не было, а всё простая и жалкая попытка не чувствовать себя совершенно одиноким, общаться с коллегами по работе или обсуждать что-то по приятельски с знакомыми, не пуская далеко в душу и не рассказывая самое сокровенное, всё в границах, всё на дистанции и в определённых рамках, но как версия подходит и её нужно отработать.

Деревья покорялись ветру, сгибаясь от его мощных порывов. Они от части сбросили листву, остальное дорвёт он, оставив исхудалые, невзрачные ветки на мощном стволе. Тяжелые, чёрные тучи давлели над городом, веяло печалью, упали первые капли дождя, а в след за ними, слившись в сплошной, шелестящий звук на землю обрушились остальные.

В домах на окраине затопились печки, газ сюда не пришёл, дружно повалил дымок из труб, зажегся свет, на улице запахло гарью и сыростью, стало неуютно и темно, люди устремились к теплу, город быстро опустел, заметно похолодало.

В углу небольшой комнаты, свернувшись клубком, спал пес, он прятал нос в своих задних лапах, хвост поджат, дыхание глубокое и частое. Собака обычная, без определенной породы, окрас черный, только на груди выделялось крупное белое пятно, кабель тревожно вздрагивал от звуков стихии за окном. В небольшом помещении, которое служило жильём, свет не горел, углы скрывала тьма, постепенно наполняя все пространство, но ещё можно было различить скромное убранство: старый, платяной шкаф, стол, несколько стульев, кровать полуторка, помещение плохо отапливалось. Остатки дневного света заглядывали в единственное окно без занавесок и жил здесь человек, на столько одинокий, на сколько возможно себе это представить, он был высокого роста, широкий в плечах, лицо морщинистое, с тяжелым взглядом глубоко посаженных карих глаз, крупным перебитым носом, острым подбородком и тонкими губами, заметно сутулился, округляя спину, под его тяжелыми шагами поскрипывали полы, одевшись и накинув плащ, мужчина открыл дверь, в просвет рванула собака, щелкнул замок и помещение опустело.