Даниэль Клугер - Дело о показаниях покойника

Ницан направился к выходу, но Астаг остановила его.

– Погодите! – воскликнула она. – Послушайте, господин Бар-Аба, мне пришла в голову идея! Ну-ка, дайте мне этот гороскоп. Я хочу еще кое-что проверить.

Она осторожно, двумя пальцами взяла протянутый сыщиком лист бумаги. Закрыла глаза и нараспев произнесла какие-то, совершенно незнакомые Ницану заклинания.

Умник на плече детектива тихонько взвизгнул и шмыгнул во внутренний карман куртки – привычное убежище от магического поля. Да и сам сыщик почувствовал мгновенное покалывание в кончиках пальцев.

Руки Астаг и лист с прогнозом осветились мягким зеленоватым светом. Когда сияние померкло, девушка протянула своему гостю не один гороскоп, а два. Астаг внимательно рассмотрела сначала один, потом второй. Ее озабоченное лицо прояснилось.

– Именно это я и предполагала! – торжествующе сообщила она. – Тут были соединены два гороскопа. Вот этот, – Астаг протянула изумленному сыщику один лист, – это, действительно, работа великого Берроэса. А второй – ниппурский. Ничего общего не имеющий с первым. И я бы на вашем месте все-таки руководствовалась лагашской интерпретацией. Школой Берроэса.

Ницан удивленно вздернул брови.

– Даже с учетом того, что действительность подтвердила правоту ниппурцев?

– Даже несмотря на это. Досточтимый Берроэс – гений, – торжественно сказала она. – Досточтимый Берроэс никогда не ошибается.

– Очень может быть, – уныло сказал Ницан. – Досточтимый Берроэс утверждает – вот тут, в своем прогнозе, что этот человек не мог быть убит позавчера. Он гений, и потому не может ошибаться. Я тоже утверждаю, что этот человек никак не мог быть убит в этих чертовых покоях позавчера. Потому что туда никто не входил. Я тоже гений и тоже не могу ошибаться. Мы оба не можем ошибаться. Тем не менее господин Шаррукен Тукульти был убит именно тогда и именно там, где, согласно двум гением, такое не могло произойти. Гении не могут ошибаться. Тем более, сразу двое. Может быть, ошибаются все остальные? – он тяжело вздохнул, спрятал оба гороскопа в карман. – Спасибо, девочка, было очень интересно. Сколько я тебе должен?

– Нисколько, что вы! – Астаг замахала руками. – Эта консультация доставила мне настоящее удовольствие. Кроме того, должна же я была загладить неловкость из-за моей несносной Иннаны!

Ницан поглядел на кошку. Та вальяжно развалилась на тюфячке, по-прежнему закрыв глаза. Кончик пышного рыжего хвоста чуть подрагивал.

– И потом, – добавила Астаг, – мне давно хотелось иметь в должниках лучшего частного детектива Тель-Рефаима. Кто знает – вдруг мне понадобиться ваша помощь?

Выйдя из конторы, Ницан с удивлением обнаружил, что солнце еще не зашло, хотя уже почти касалось крыши храма Иштар – самого высокого строения в этом районе. Он двинулся было к мосту Зиусидры, но тут почувствовал, что чьи-то невидимые, но вполне материальные руки смыкаются на его шее.

– Ну вот... – просипел он, пытаясь высвободиться из цепкого захвата. – Вот только этого нам и не хватало...

Вывернувшись отчаянным усилием, он успел выхватить судейский жезл и бешено завертел им по сторонам. Испуганные прохожие бросились от него врассыпную – жезл угрожающе трещал и разбрасывал крупные искры голубого и красного цвета.

Ницан озадаченно осмотрелся по сторонам. Никого подозрительного не было. Тем не менее, он готов был поклясться, что нападение имело место.

Взгляд его упал на землю.

– Ну и дела... – пробормотал он. От его ног убегали через дорогу две совершенно одинаковые тени. Ницан быстро присел и черкнул у ног верхушкой жезла. Тотчас одна из теней свернулось в туманный клубок и покатилась прочь, рассыпаясь по дороге клочьями серой тьмы, тающей на глазах. Детектив выпрямился. Ему вспомнились слова Лугальбанды насчет количества потусторонней мерзости, облепившей его после давешнего сеанса некромагии. Видимо, маг-эксперт очистил сыщика недостаточно тщательно.

Пока Ницан возился с опасным туманом, приклеившимся к его ногам, на улице стемнело. Тени от домов, быстро удлинявшиеся по мере того как солнце опускалось за горизонт, соединились в единую темно-синюю реку, затопившую улицу Бав-Илу и окрестности – вплоть до арочного моста, еще освещенного прощальными лучами и потому казавшегося куда более фантастическим ссоружением, чем в действительности.

Частный детектив Ницан Бар-Аба, часто и подолгу бывавший в восточном Тель-Рефаиме, редко обращал внимание на причудливую, ни на что не похожую архитектуру здешних сооружений. Ему, как наверное, большинству прохожих (а возможно, и части обитателей улицы Бав-Илу и бульвара Благословенной Иштар), казалось, что здесь просто скучились кривобокие ветхие лачуги, прилепившиеся к нескольким храмам, тоже, впрочем, не отличавшимся изяществом линий. И никто даже не вспоминал, что именно эта часть Тель-Рефаима являлась историческим центром города, насчитывающим, во-первых, без малого полторы тысячи лет, а во-вторых не перестраивалась ни разу – и даже ремонты отдельных домов имели весьма условный характер. Так что кажущаяся ветхость домишек, зажавших в кривых объятиях узкую Бав-Илу, на самом деле была следствием отличия принципов и эстетических категорий древнего зодчества от принятого ныне.

Такие неожиданные и, следует честно признать, редкие мысли посетили голову озабоченно-растерянного Ницана после того, как он несколько раз случайно замечал на фасадах здешних развалюх полустертые барельефы, изображавшие богов и животных, а также гербы до сих пор известных тель-рефаимских семейств. Он пошел медленнее – не столько для того, чтобы внимательнее рассмотреть особенности местных архитектурных достопримечательностей, сколько для того, чтобы, неторопливо шагая по Бав-Илу, попытаться упорядочить собранную за два дня информацию. Информация – хотя ее было немного – упорно противилась упорядочиванию, поэтому Ницану то и дело приходилось останавливаться и уговаривать ее. А чтобы не привлекать внимания прохожих, детектив в этом случае задирал голову и с фальшивым интересом принимался разглядывать фронтон какого-нибудь ветхого строения.

Остановившись в очередной раз, он вдруг обнаружил рядом поблизости знакомую фигуру. Причем человек явно пытался быть незамеченным сыщиком, но, видимо, никак не мог попасть в прихотливый ритм его движения. Что было неудивительно: ведь прогулка Ницана, как уже было сказано, определялась внутренним, весьма смутным состоянием последнего.

Обычно Ницан с сочувственным пониманием относился к «хвостам» и даже, по возможности, облегчал им работу. Разумеется, в разумных пределах. Скорее всего, сейчас он поступил бы так же – если бы тип, явно следивший за ним, не был слишком хорошо знаком.