Джонатан Барнс - Сомнамбулист

— Прошу, джентльмены, присаживайтесь.— Ловко переступая через мусор, Лав суетился вокруг них с проворством, отнюдь не свойственным столь преклонным годам.

— Что предложить вам выпить?

— Я выпью то же, что и вы.

Хозяин достал грязный стакан и налил иллюзионисту капельку виски.

— А вашему другу?

МОЛОКО

— Молоко? — Старик изумленно вытаращился на великана.— Какая странная просьба! Ладно, никто не скажет, что Нэд Лав не угодил своим гостям, даже если они нежданные.— Порывшись в завалах одеял и подушек, взметнувших клубы пыли и перьев, хозяин достал грязную молочную бутылку, на четверть заполненную зеленовато-серой жидкостью. Он протянул ее Сомнамбули-сту.— Вот, пожалуйста,— с сомнением добавил Нэд.— Хотя в его качестве я сомневаюсь.

Взяв бутылку, великан принюхался, с трудом скрывая отвращение, и незаметно отставил ее в сторону.

— Ну, ладно,— произнес Лав, дождавшись, пока все рассядутся.— Чем могу быть полезен? Я не хотел впускать вас, но вы показались мне весьма добрыми людьми. Я так польщен! То, что вы меня нашли, говорит в пользу вашего упорства.

— Почему вы так живете?

— Да, понимаю, это может показаться вам странным. Часто, просыпаясь среди ночи, я и сам об этом думаю. Особенно когда какая-нибудь маленькая зверушка тычется носиком в мои ноги в поисках завтрака или обнюхивает ногти. Нэд, говорю я себе, старик, почему ты так живешь? Господи, думаю я, господи. Это же недостойно тебя. Ты же надеялся на куда большее. Мистер Мун поднял бровь.

— Именно.

— Понимаете, после увольнения я хотел полностью удалиться от мира. Я мечтал стать отшельником посреди города. Анахоретом в старом духе. Я решил отречься от материального мира в пользу созерцательной жизни. Узрел вечную истину, гласящую, что нельзя служить одновременно Богу и мамоне. Я надеялся, что мне никогда больше не придется видеть живую душу или говорить с ней. Хотя, возможно, я не обдумал все это как следует. Мне пришлось часто выходить наружу. За едой, как понимаете. За самым необходимым. Я не из тех отшельников, которые каждый раз выбегают наружу, когда им хлеба захочется. Нет-нет, я очень строг к себе. Стараюсь растянуть свои припасы на неделю или около того. Но все равно это не означает, что я стал идеальным анахоретом. Но это не только мой грех. Ко мне и посетители наведываются. Люди вроде вас. Честно говоря, я вообще не должен был с вами разговаривать. Недавно вот подумал: а достаточно ли я отдалился от мира, чтобы стать затворником? Но несмотря ни на что, я продолжаю надеяться. Как вы знаете, святой Симеон тридцать семь лет прожил на столпе. Он говорил, что это были лучшие годы его жизни. Замечательно, вам не кажется? Совершенно замечательно!

— Мистер Лав,— мягко произнес Эдвард,— мне надо задать вам один специфический вопрос. Вы упомянули, что вас уволили. Могу ли я предположить, что уволили вас из компании «Любовь, Любовь, Любовь и Любовь»?

Старик помолчал и шумно отхлебнул из бутылки.

— А откуда вы знаете про фирму? Ну, вы упорный. Что еще вам известно? Или я должен сказать...— Он вытер рот грязным рукавом пиджака.— Что, по вашему мнению, вы знаете?

— Я знаю, что город находится в опасности, поскольку ему угрожает заговор, который составила вместе с религиозной группой, известной как Церковь Летней Страны, компания «Любовь». Я знаю, что эта самая фирма ответственна за смерть господ Сирила Хонимена и Филипа Данбара, за исчезновение их матерей и казнь Вараввы, а также за попытку убийства глав Директората. Я знаю, что они совершенно не страдают угрызениями совести и их ничто не остановит на пути к цели. Единственное, чего я не знаю,— сущности их плана.

— Или зачем им это,— тихо уточнил Лав.— Этого вы не знаете.

— Так вы не отрицаете?

— Что отрицаю?

— Что за этими убийствами стоит фирма, носящая ваше имя.

— Я надеялся и молился, чтобы они не дошли до этого. Вы должны поверить мне, когда я говорю, что компания в нынешней ее форме представляет самое чудовищное извращение ее первоначальной концепции.— Он остановился перевести дух.— Несомненно, вы догадались, что основателем «Любовь, Любовь, Любовь и Любовь» являюсь я.

— Да, догадывались.

— Тогда вы знаете, что фирма была основана согласно условиям завещания Сэмюэла Колриджа. Но чтобы вы смогли понять его побуждения, следуя которым он составил такое любопытное завещание, я должен объяснить вам все с самого начала.

— Прошу вас, и как можно подробнее. Старик сделал еще один большой глоток виски.

— Конечно, вы были правы, когда сказали, что я знал поэта, еще будучи ребенком. Последние годы жизни он провел в Хайгейте у доброго врача мистера Джил л мена. На самом деле младшая дочь доктора еще жива. Она тоже была свидетельницей. Она могла бы рассказать вам больше подробностей о тех днях. Моя-то память уже немного затуманилась.

— Это она нам о вас рассказала. Лав, казалось, не слышал его.

— Мне было лет девять, когда мы с ним познакомились. Я был из нищей семьи, безалаберным мальчишкой, не особенно усердно учился и всегда пытался подзаработать. Джиллмены иногда использовали меня как курьера — случайная работа, небольшие поручения и так далее.— Очередной глоток виски.— Я проработал у них месяц, прежде чем повстречался с поэтом. Он жил наверху, в мансарде, и чаще лежал в постели, чем ходил. Вы должны учесть, что в то время он почти полностью стал рабом опиума. Джиллмен сделал все, что мог, чтобы избавить его от этого пристрастия, но, насколько я видел, усилия его оказались тщетными. Старик был законченным опиумным курильщиком, и именно эта потребность в отраве столкнула нас впервые. Я выполнял какое-то маленькое поручение для жены доктора, когда Колридж позвал меня наверх. Он сказал, что у него есть для меня задание и что он хорошо за это заплатит. Старик приказал мне бежать бегом в лавку и купить то, что он назвал «предписанием». Он никогда не произнес бы в открытую это слово, сами понимаете. В этом отношении мистер Сэмюэл был почти суеверен. Короче, я сделал, как он просил. Джиллмен в тот раз посмотрел на это сквозь пальцы, старик получил то, что хотел, и все были довольны. Это стало на некоторое время регулярным моим поручением, мы с поэтом подружились, стали приятелями. Он, знаете ли, любил поговорить. Очень любил поболтать. Ну а я стал его любимым слушателем. — Лав вздохнул.— Он много чего мне рассказывал. Когда я с ним познакомился, он был уже почти при смерти, но все еще вызывал восхищение. Каким же он был в расцвете лет, и представить невозможно.— Старик снова приложился к бутылке.— Он рассказывал о приключениях своей юности, об ужасном времени, которое провел в армии, о своем учении в университете, где вызвал дух Томаса Грея [29] Томас Грей (1716-1771) — английский поэт. . О, конечно, он сочинял. Конечно, я знал, что он преувеличивает, приукрашивает ради эффекта, но я все равно слушал. Да какой мальчишка не слушал бы? Он даже брал меня к себе на праздники. Мы вместе бродили по берегу в Рамсгейте. Но то, о чем он говорил, было его старинной мечтой, которую мистер Сэмюэл лелеял в юности вместе со своими ближайшими друзьями. Пантисократия. Так они это называли. Вы ведь наверняка уже слышали это слово?