Андрей Бондаренко - Метель

«Шустёр, однако!», – мысленно ухмыльнулся Пётр, а вслух предложил:

– Так и этот вопрос – без спешки и суеты – обмозгуем на жабинском постоялом дворе. Как ты считаешь?

– Принимается! Антипка! Где ты, сучий потрох? Едем! Только сперва подбрось в печку ещё дровишек, а потом подойди к костру – поможешь мне шубу напялить…. Да, вот ещё. Срочно принеси сюда мою дорожную сумку, ту, которая чёрная.

Раскрыв пухлую сумку, Давыдов принялся выставлять-выкладывать на Петькину самодельную скамейку разнокалиберные баночки-скляночки, мотки и куски белой льняной ткани, большие и маленькие пинцеты, стальную пилку, вставленную в костяную ручку, ножницы – подозрительно-угрожающих размеров…

– Что это ты надумал делать, братец? – делано-беспечно поинтересовался Пётр, с трудом сдерживая дрожь в голосе и опасливо косясь на огромные ножницы.

– Просто хочу обработать твой шейный ожог…. Чего трясёшься-то? Ты, Пьер, прямо как маленький неразумный мальчик. Как будто не знаешь, чем это может закончиться. Пузырь прорвёт, внутрь случайно попадёт грязь, кровь закипит, и всё – поминай, как звали…. Иди сюда, дурилка! Это совсем не больно…

«Мы сейчас находимся в первой четверти девятнадцатого века», – педантично напомнил внутренний голос. – «Для данной эпохи заражение крови, то бишь, столбняк, дело самое обычное. Антибиотики-то ещё не изобрели! Здесь к каждой, пусть и крохотной ране-царапине надо относиться максимально серьёзно, и – ни в коем случае – её не запускать…».

Руки у Дениса оказались на удивление ловкими и мягкими. Он тщательно промыл ожог бесцветной жидкостью, которая очень неприятно и болезненно щипалась, потом промокнул куском чистой ткани, фарфоровым шпателем наложил на рану тёмно-коричневую, слегка пованивающую болотом мазь из стеклянной баночки, и, в завершении мероприятия, умело обмотал Петькину толстую шею широкой льняной полосой.

– Неплохо получилось, совсем неплохо…. Гусар, он всё должен уметь! – с законной гордостью подытожил Давыдов. – Оставь, дружище, благодарности при себе. Сочтёмся потом, при случае…. Всё, направляемся в Жабино!

– С холма поедем прямо через поле? – спросил Пётр, намеренно демонстрируя свои глубокие познания в местной географии. – Сперва доберёмся до Жадрино, а после свернём на Жабино?

– Как это – через поле? – удивился новый (старый?) приятель. – Нет, через поле нам не проехать. Там всё снегом занесено, а под ним полно пеньков и крупных валунов, лошади враз сломают ноги. Да и бесполезное – по своей сути – это действо: дорога, на которой сейчас стоит наша повозка, выводит к Жабино напрямую…. Ладно, хватит молоть языками. Рассаживаемся!

В кожаном возке – досчатом изнутри – имелось всего одно крохотное квадратное окошко: примерно пятнадцать на пятнадцать сантиметров. Причём, его двойные стёкла не мылись, очевидно, уже несколько месяцев кряду, поэтому в возке царил таинственный, тёмно-фиолетовый полумрак. Только в правом заднем углу мерцали алым и малиновым – через щели между дверцей и корпусом – угли в маленькой дорожной печурке.

– Пошли, родимые, благословясь! – раздался хриплый басок кучера Антипки, чуть слышно щёлкнул кнут, лошади лениво тронулись с места, нежно и задумчиво зазвенели бубенцы…

Сразу же – к радости Петра – стало ясно, что вести подробные и вдумчивые разговоры в возке совершенно невозможно. Дорога, по которой они ехали, была откровенно неровной и кочковатой, кроме того, на ней лежал четырёх-пяти сантиметровый слой свежевыпавшего снега. Поэтому повозку нещадно мотало на извилинах-поворотах и высоко подбрасывало на ухабах и выбоинах.

– Держись за с-с-скобы! – посоветовал Давыдов. – К-к-крепче!

Петька, придерживая подошвой ботика пузатую ивовую корзину, наполненную колотыми берёзовыми дровами, которая, подпрыгивая на многочисленных дорожных рытвинах, так и норовила его пнуть, нашарил одну скобу, вбитую в доски внутренней обшивки возка, ухватился за неё ладонью правой руки, потом обнаружил и вторую…

И всё бы ничего, да только при такой сумасшедшей тряске было не вздремнуть. А, честно говоря, очень хотелось это сделать – за прошедшие двое суток толком поспать ему так и не довелось.

Примерно через пятьдесят минут, когда по расчётам должны были проехать только половину пути, повозка неожиданно и внепланово остановилась.

– Наверное, конская подпруга ослабла, – предположил Давыдов. – При такой гадкой дороге это частенько случается, через каждые пять-семь вёрст.

Но оказалось, что неполадки в лошадиной утвари здесь были совершенно не причём. Приоткрылась дверца возка и бородатый кучер Антипка, боязливо поглядывая на Давыдова, смущённо известил:

– Барин, там это…. Мертвяки лежат, двое. Один, вроде как, ещё дышит. По одёжке – ночные тати. Дальше ехать, или как?

– Что же, вылезем, посмотрим, – не раздумывая, решил Денис и объяснил для Петьки: – Счёт личный имеется у меня к атаману здешних татей-разбойников. Дезертир он бессовестный. Причём, служил именно в моём гусарском Ахтырском полку. Поймать такого злодея – дело чести офицерской! Сам должен понимать, подполковник…

– Я всё понимаю, – заверил Петька. – Что тут непонятного? Трусу, нарушившему воинскую присягу – одна дорога. Прямиком на раскалённые адские сковородки.

– Отлично сказано! Потом вставлю эту заковыристую фразу в какую-нибудь поэтическую виршу. Может быть…. Пойдём, Пьер, попробуем допросить того, что ещё дышит.

Снаружи было светло. Уже взошло зимнее неяркое солнышко и скупо подмигивало путникам сквозь рваные прорехи в серых облаках.

– И не холодно совсем! – обрадовался Давыдов. – Ну, Антип, показывай, где лежат твои злые тати.

– Вон там, батюшка Денис Васильевич! В сторонке…. Только они не мои. А ночные и придорожные.

– Поговори ещё! Тоже мне, шутник выискался. Воли взял!

– Дык, я же так. К слову пришлось…

– Дык, дык…. Морда лапотная!

С запада – метрах в пятнадцати– семнадцати от дороги – простиралась тёмная полоса хвойного леса, возле которой и обнаружились следы разбойничьего ночного бивуака: кривобокий шалаш-балаган, крытый пышными еловыми лапами, большое кострище, наполненное недогоревшими до конца чёрными головешками, массивный чугунный казан, лежащий на боку, мятый медный котелок.… Ну, и два человеческих тела, неподвижно застывших по разные стороны от кострища.

– Тот, который лежит ближе к лесу, – пояснил кучер. – Во, слышите? Постанывает, мразь лихая…

– Спасибо, Антипка. Ты иди к лошадям. Накорми их, что ли. Упряжь поправь-подтяни, – велел Давыдов. – А мы с тобой, брат Бурмин, сейчас из еловых веток, – показал рукой на шалаш, – соорудим дельную подстилку с неким подобием подушки. И перенесём туда, э-э-э, клиента…. Во-первых, из соображений человеколюбия и милосердия. Во-вторых, ради удобства – при проведении допроса.