Александр Лонс - Компьютерный вальс

Вывод напрашивается сам собой: «Для того чтобы не быть низкооплачиваемым звеном в цепочке финансово-сетевой паутины, необходимо чтобы мои деньги работали на меня!» Правильно, но где и как? Спрашивается, почему богатые еще больше богатеют? Я знаю почему — потому что они околачиваются на всяких инвестиционных фондах, потому что они деньги не тратят! Они инвестируют их и получают прибыль от инвестиций! Я приметил один такой высокодоходный инвестиционный фонд. Он предлагал невероятно высокие по нашим сбербанковским меркам проценты. Пахло большой пирамидой, и, как следствие, большим надувательством в конце процесса. Но мне надо было все же проконсультироваться с каким-нибудь знающим человеком. Идти на прием к неизвестному специалисту не хотелось, а контакт с единственным знакомым мне юристом, я потерял полтора года назад.

Телефонный звонок отвлек от безрадостных размышлений.

— Да! — по скверному обыкновению рявкнул я в трубку.

— Алло! Можно Александра Николаевича?

— Валентина? — нехорошо удивился я. — Это правда ты?

— Я.

— Привет!

Звонок был от человека, которого я хотел бы забыть навсегда и больше никогда о нем не вспоминать, однако сие было уже не в моих силах. Слишком важную роль эта женщина сыграла в моей жизни. Но сейчас я даже обрадовался этому звонку. Вот кто мне поможет с консультацией по поводу инвестиционного фонда и даст ценные рекомендации о правильных и законных способах получения денег.

— Узнал все-таки? Привет!

— Разве тебя можно не узнать. Не забыла мой телефон? Как жизнь?

— Я ничего не забыла. Теперь я в адвокатуре, ты слышал? Пока не замужем, если тебя это как-то интересует. Но не обольщайся — у нас с тобой все давно кончено, сразу скажу, чтобы больше не возвращаться. А у тебя как дела?

— Ты ничего такого не подумай, я просто так спросил. У меня все по-прежнему. Работаю там же, но уже неженат.

— Что, неужели развелся?

С Валентиной мы познакомились полтора года назад в следственном кабинете прокуратуры. Сидели мы тогда по разные стороны казенного рабочего стола. Я был вызван свидетелем по делу, о котором совсем ничего не знал, а она была следователем и это дело вела. Потом, через много дней, когда между нами сложились очень близкие отношения, я попал в больницу. Не из-за отношений конечно, а по собственной безответственности. Там Валька случайно встретилась с моей женой, что и привело в результате к нашему разводу. Все попытки к примирению так ничего и не дали, я стал холостяком с алиментами, сыном и бывшей женой.

— Что, неужели развелся?

— А что было делать? — задал я риторический вопрос. — И потом, меня, в общем-то, никто так особенно не спрашивал.

— Мы встречались, ты знаешь?

— Это с Ольгой-то? Конечно, знаю — она же мне все и выложила. Ты чего звонишь, по делу, или так?

— Я ничего не делаю «или так», мог бы уже заметить. По делу. Ты Ирину Антонову знаешь?

— Она умерла. В нашем институте работала.

— Я знаю, где она работала. Сейчас я занимаюсь ее делом.

— Каким еще делом, если ее похоронили почти месяц назад?

— Если точно, то кремация прошла в Хованском крематории…

— Подожди, я сам читал в некрологе, что похороны на Северном Хованском кладбище. Я так понял, что в земле.

— Я некролог не читала. Ее сожгли.

— Ну, а теперь-то что? — грубовато спросил я.

— Ее муж думает, что произошло убийство. В милиции никто ничего не и слушать хочет. Там все считают, что он того, с горя повредился разумом. Даже заявление не приняли.

— Обязаны принять.

— Нет, не обязаны, если смерть произошла по естественным причинам, и тому есть серьезные доказательства. А умерла она в больнице, у нас есть все: история болезни, акт вскрытия, заключение патологоанатома, необходимые результаты анализов, ворох всяких документов. А ее муж твердит свое, ничего слушать не хочет. Он уже все испытал. Равнодушие органов власти, врачей, милиции. Обратился к адвокату.

— К тебе, — утвердительно сказал я.

— Сначала нет. Но потом, мой коллега передал дело мне. Решил, что тут ловить нечего.

— А Иркин муж согласился?

— Чего ему остается? Согласился. Но я недавно работаю в этом качестве, и особенно выбирать не приходится. С другой стороны, провальное дело мне тоже ни к чему. Мне репутацию надо завоевывать.

— Ты — юрист широкого профиля, чего тебе бояться? С твоими мозгами и способностями…

— Я недавно в адвокатуре, и тут масса своих особенностей и проблем.

— Это как и в любой работе. А почему вообще ушла с прежнего места? Из-за меня?

— Неважно. Ушла и ушла. Больше места нигде не нашлось. Шучу. Просто когда генеральный прокурор издал приказ о реорганизации транспортных прокуратур, мы были переданы территориальным прокуратурам, и пошел долгий и нудный процесс реорганизации. Потом — следсвенные комитеты, всякая фигня… Мне тогда все это очень не понравилось. Но сейчас речь не об этом. Ты можешь мне помочь по старой дружбе?

— А чем я могу тебе помочь? С Ириной я все последнее время практически не виделся, а в последние полгода не видел ее вообще. Что касается старой дружбы, то может мы…

— Это не телефонный разговор. — Валька резко меня оборвала. — Давай встретимся в городе, и спокойно поговорим.

— А у тебя — нельзя? Надо проконсультироваться.

— Ты опять? Я же сказала — между нами — всё!

— Хорошо. В городе, так в городе. Где?

— В метро. Помнишь, на какой станции мы встречались последний раз, только не говори вслух.

— Ух, какая конспирация. Помню, конечно. Мы вообще только один раз в метро и встречались, и то было это уже давным-давно.

— Ты через час можешь?

— Через час… Я даже не знаю…

— Чего ты мямлишь? Можешь или нет?

— Могу, — буркнул я.

— Сейчас на твоих сколько? Точно?

Я посмотрел в правый нижний угол компьютерного монитора.

— Четырнадцать двадцать три. Точно.

— Тогда у эскалатора, ровно через час.

Через час я уже стоял у эскалатора на станции Парк Культуры Кольцевой линии метро, стараясь щадить больную ногу. Валентина явно опаздывала. Сам я обычно приходил на все подобные встречи вовремя, если только не оговаривалось, что особая точность тут не требуется. Но на встречи «в городе» — в метро, или у какого-нибудь приметного места, я приходил точно. Никакого чтива я с собой не захватил, поэтому ничего другого не оставалось, как только предаться воспоминаниям и невеселым мыслям…

Прошло уже минут десять, как я топтался у эскалатора на станции метро Кольцевой линии. У меня не было другого выбора. Влетевшая в последнюю минуту в переполненный вагон бабка, умяла стоявших пассажиров, а затем втащила за собой сумку-тележку. У таких сумок, от частого употребления, V-образный упор стачивается, и вместо него образуются два штыря, направленные вниз под острым углом друг к другу. Довольная бабка тут же привела свое транспортное средство в вертикальное положение и перераспределила часть собственного веса (надо сказать немалого) на упор тележки. Я был в кроссовках, и стоял справа от входа в вагон. Один из упомянутых ранее штырей со всей силы вонзился мне в палец ноги. Пошевелиться я почти не мог — со всех сторон меня плотно спрессовали. От нестерпимой, а главное неожиданной боли я сдавленно вскрикнул, и невольно изрек краткое, но нецензурное ругательство. Бабка, дико посмотрев на меня, сказала — «Припадочный!», и еще сильнее надавила на свой пыточный инструмент. Кое-как, несмотря на старухины протесты, я приподнял тележку и освободил ногу. После этого моя походка временно изменилась, и я вполне мог бы в том же метро «собирать деньги на лечение».