Андрей Бондаренко - Жаркое лето – 2010

Карета остановилась возле меньшиковского шатра, шустрый молоденький кучер, соскочив с облучка, торопливо обежал лошадей и предупредительно помог вылезти на свет Божий дяденьке самого представительного и уважаемого вида.

«Матёрый такой боярин, настоящий! Высокий, толстый, мордатый, спесивый», – уважительно прокомментировал внутренний голос. – «Парчовая шуба на густом енотовом меху, высокая бобровая шапка (не смотря на жаркий август месяц!), окладистая длинная борода. И столько гневливой строгости во взгляде – описаться можно ненароком…. Сейчас, сто пятьдесят процентов из тысячи, начнёт орать и скандалить. Держись, Александр Данилович! Не поддавайся!».

Боярин, тяжело и важно опираясь на толстую трость, подошёл к Меньшикову и, не откладывая дела в долгий ящик, известил:

– Не позволю безобразничать, супостаты худородные! Почто столько леса повалили? А? Все лучшие корабельные сосны извели – под самый корень. А им – цены нет! Кто за это заплатит?! Лес-то мой кровный, достался от дедов и прадедов! Почём будем рассчитываться? Кто определял цену? Задарма хотите получить сосёнки первостатейные? Обнаглели совсем? Что молчишь, сволочь лапотная? В батоги захотел, гнида худая? Да, я тебя…

Меньшиков, широко и лениво зевнув, презрительно сплюнул в сторону и от души заехал боярину – тяжёлым каблуком сапога – по мясистому носу. Таничев отлетел в сторону, болезненно охнул и, ударившись головой об угол стола, испуганно заблажил:

– Что это делается-то, а? По какому-такому праву? Кто разрешил? Ой, лихо мне! Нос сломан, кровушкой исхожу…

«Эге, а удар-то был – не из простых! Классическая маваша-гири [102]. Причём, исполненная просто превосходно, с очень высокой амплитудой», – изумился внутренний голос. – «Техника карате-до, однако! Карате – в восемнадцатом веке? Бред горячечный!».

Достав из-за широкого обшлага рукава камзола светло-коричневый пергамент, свёрнутый в тугую трубочку, Меньшиков, презрительно цедя слова через верхнюю губу, сообщил:

– Царь Пётр Алексеевич разрешил мне – карать государевых преступников, жалости не ведая. По этому Указу я должен до середины сентября месяца доставить на воронежские верфи сосны корабельные в избытке немалом. А именно, для полного оснащения – мачтами и прочим, включая запасные комплекты – трёх двухпалубных многопушечных кораблей, пятидесяти гребных галер, пяти брандеров и ста пятидесяти казацких стругов…. Понятно излагаю? Этим же Указом я уполномочен наказывать нерадивых и жадных подданных. В том числе, отправлять в сибирскую бессрочную ссылку-каторгу, отписывать в пользу государевой казны деревеньки, вотчины и угодья земельные…. Бухвостов!

– Я!

– Подготовь – на означенного боярина Алексея Таничева и всё его великое семейство – подорожную до Пермского северного острога. Всё добро – леса, пашни, скот, мужиков, баб и приплод – перевести в реестр государственный! И данную карету – с добрыми коняшками – ясный перец…

– Сделаем, Александр Данилович! Не сомневайся…

– Пусть бояре длиннобородые – сомневаются. А мне – по высокому царскому доверию и должности верхней – не положено…. Выполнять!

– Помилуйте! Как же так? – отчаянно завизжал Таничев. – Произвол! Я буду жаловаться…

– Убрать эту жирную и голосистую плесень! – недовольно поморщился Меньшиков. – Тут такие дела намечаются, а они всё в жадность играют и готовы удавиться за каждую лишнюю копейку. Со всей России сгоняют нынче в Воронеж рабочих и умелых ремесленников. Строят амбары, погреба, склады, бараки…. Топоры стучат днём и ночью, пилы визжат, не смолкая. А бояре только и думают, что о своей тугой мошне…. Где там ваши пленённые иноземцы? Ага, вот же они…, – перешёл на приличный немецкий язык. – Прошу вас, друзья, проходите! Присаживайтесь, присаживайтесь…. Бухвостов, сукин кот! Вели, чтобы принесли выпить-закусить. Если, конечно, тот прожорливый и разговорчивый ухарь всё не изничтожил…

«Воронежские верфи?», – задумался внутренний голос. – «Эге, очевидно, речь идёт о первом Азовском походе. Следовательно, сейчас на дворе – 1694-ый год. Хотя, на год-другой я могу и ошибиться…. Прожорливый и разговорчивый ухарь? Может, имеется в виду наш Глебушка Петров? Интересно, что он успел здесь наболтать? Судя по кривой улыбке Меньшикова, совсем и немало…».

Солдаты, подхватив боярина Таничева под руки, уволокли его – без всякого почтения – куда-то в сторону. Бухвостов вынес из шатра и аккуратно расставил на столешнице бутылки разноцветного стекла, серебряные чарки и блюдечки-тарелки с нехитрой закуской.

– Всё, сержант, свободен! Надо будет – позову, – небрежно махнул рукой Меньшиков и, весело посматривая на Гарика, вновь перешёл на немецкий язык: – Теперь можно и поговорить. Причём, откровенно, что называется – без дураков…. Семён-охранитель? Он с самого рождения глухонемой, но умеет читать по губам. Ежели что, убьёт сразу – качественно и не задумываясь. Так что, не рекомендую – шутки наглые шутить…. Ну, приступай, студиоз недоученный, к изложению вашей увлекательной истории!

– Меня зовут – Ганс Мюллер, – представился Гарик. – А это – моя невеста, Матильда Шлиппенбах…

– Матильда, говоришь? Да ещё – Шлиппенбах? Ну-ну…. Продолжай!

Минут за семь-восемь Гарик, слегка заикаясь и тормозя, изложил придуманную на скорую руку легенду.

– Сыровато и недостоверно получилось! Откровенная и легкомысленная халтура! – известил – на чистом русском языке – Меньшиков. – Могли бы сообразить (причём, загодя!), что-нибудь более достоверное и грамотное. Эх, раздолбайство российское! Авось, небось…. Сёмка, принеси-ка мне гитару из шатра! Живо, лентяй толстозадый! И посмотри, чем там занят Глеб Сергеевич, наш философ доморощенный…

Гарик обеспокоенно переглянулся с Алей. Было очень похоже, что Александр Данилович не поверил ни единому слову.

– Мы, с-собственно, не врём, – начала, слегка заикаясь, оправдываться девушка. – П-просто…

– Фантазируете, – непринуждённо подсказал ближайший соратник царя Петра. – А, вот, Глеб Сергеевич Петров – человек кристальной честности! Он мне очень подробно рассказал – про знойное лето 2010-го года, страшный верховой пожар, веерные «пробои» в потоках Времени и про своих товарищей – Гарике и Алевтине. А ещё про Каменный век, мерзких «детей Сварога», клыкастого смилодона, безвременно-усопшего Соловья Разбойника и про симпатичную девушку Катю, решившую остаться в Прошлом…. Всё, соотечественники, прекращаем валять юродивого Ваньку, и окончательно переходим на язык родимых осин. Договорились?

– Договорились, понятное дело, – покаянно вздохнул Глеб. – Я только одного понять не могу…

– Чего конкретно?

– Почему вы, Александр Данилович, так спокойно говорите о веерных «пробоях» во Времени? Вы что же, ни капли не удивлены? Поверили нашему разговорчивому и впечатлительному Глебу?