Александр Лонс - Арт-Кафе

— …весь трясусь, как только мне стоит услышать твой голос, — продолжал давить на мозг скучным, занудным тоном мой бывший. — Слушай, а тебе сейчас не хочется увидеть, в чем я одет, и что делаю? Если не готова приехать, то может — ты зайдешь, наконец, в Скайп и запустишь свою веб-камеру? И тогда устроим небольшой сеанс?

Что ж за день-то такой сегодня такой, а? Да, я тупая ограниченная баба. Это правда, чего уж там, но мужики, которые давно в теме, ну какого ж хеника вы лезете? Неужели давно не понятно, что я не фея? Потом латаю нервы после образного раскатывания вас по асфальту, а вы обижаетесь. Уж очень напористо он меня соблазнял, и просто слышалось, как его дыхание становилось все более и более учащенным. Еще немного и не выдержу. Совсем озверею. Мужик — единственное животное, которое может заниматься сексом по интернету. Я прикрыла рукой трубку, сделала еще несколько глубоких вздохов, убрала руку и сказала:

— Слушай, радость моя, — как можно спокойнее и холоднее проговорила я, — у меня сегодня был сложный утомительный день, и я устала просто зверски. Сейчас еще уйма срочной работы на вечер, и как бы мне ни нравились наши маленькие игры, в настоящий момент ну никак не смогу составить тебе компанию. Мне очень жаль, но ничего не получится.

— В смысле — не получится? Ты о чем?

— Устала, вот о чем. Отвали! — грубо и недипломатично пояснила я. Недаром политики говорят, что дипломатия — это искусство насрать кому-нибудь в душу так, чтобы у объекта во рту остался легкий привкус лесных ягод. Никогда вот не умела быть дипломатом.

— Обожаю, когда ты грубишь! Знаешь, — снова заворковала трубка, — у тебя сейчас такой драматический голос, особенно когда ты сказал свое «устала»! И дико сексуальный! Аж прет всего! Ну почему мы расстались? После твоего ухода у меня вся жизнь пошла наперекосяк. Разреши снять с тебя нервное напряжение, а? Давай? Мне плохо без тебя. Поиграем в нашу любимую игру, расслабимся! Ты же понимаешь, что потом тебе станет только приятней. И работать будет легче. Ведь отлично знаешь, что тебе со мной лучше всего. Сейчас я твой, и для нас здесь нет ничего невозможного и ничего запретного. Сначала приеду к тебе, и мы начнем с того, что заведем самый развратный, самый похабный, самый горячий разговор, а потом…

Вот тут уже был явный перебор, это он зря так сказал. Здесь вся моя злость прорвала сдерживающие барьеры и вырвалась наружу неконтролируемым мутным потоком, как при наводнении в южной Европе. Мой бывший, упившийся до зелёных ящериц, не имел никакого основания звонить ночью своей бывшей мне, и допрашивать, почему я разрушила всю его жизнь. А он звонил. Правда — не более чем три раза за загул. Также он мог впадать в мою дверь и блаженно засыпать на коврике, но не чаще двух раз в год. Взамен он был должен по первому моему велению и по моему хотению во всякий момент приезжать с дрелью и отверткой, дабы выполнить нехитрую мужскую работу. Кстати, в понятие «нехитрой мужской работы» секс вовсе даже не входил.

— Слушай, отвянь, радость моя, — зло выговорила я. — Как-нибудь после, в другой раз, ладно? В другой раз.

— Погоди. Может ты…

— Достал, блин! — жестко перебила я и бросила трубку с такой силой, что аппарат рисковал разбиться или как-то по-другому испортиться.

Почти сразу телефон зазвонил снова, но я даже не шелохнулась, только зажмурила глаза с такой силой, что в темноте сомкнутых век появились светящиеся узоры. Почему-то вдруг вспомнилось, что этот эффект называется — фосфен. Когда, после установленного времени включился автоответчик, звонящий ничего не сказал — молча повесил трубку. Я с отвращением посмотрела на телефон, и скорчила ему рожу. Потом взяла мобильник, проверила заряд батарейки, и выключила совсем. Сегодня уже совсем не хотелось вспоминать собственного далеко еще не старого любовника.

— Вот ведь сучка, — со злостью прошипела я в пространство. — Похотливая вредная тварь. Я же работать сегодня больше уже не смогу, а вроде как собиралась.

Я почти рассталась с ним примерно год назад, а не встречалась около месяца. Он был чудесным, но не сложилось. Почему? Не знаю, просто надоело и все. Отношение изжили себя, и мы приелись друг другу. Это бывает, бывает со многими, и вот случилось с нами. А теперь надо успокоиться и взбодриться. Еще принять бы нужные таблетки, а я не могу. Побочное действие антидепрессантов — головные боли и бессонница. Побочное действие транквилизаторов — слабость, вялость и всеобщая лень моего организма. Если принять и то, и другое, то получим боль в башке вместе со сплошной организменной ленью. Ненавижу лень. Терпеть не могу это гребаное состояние. Не могу уже заставить себя что-то делать, а на улице холод собачий.

Так от всего этого устала, что не хотела уже ничего. Состояние — общая мизантропия. Как однажды коряво выразился один русский классик устами своего персонажа: «чем больше я люблю человечество вообще, тем меньше я люблю людей в частности, то есть порознь, как отдельных лиц».

Когда телефон позвонил опять, я не очень-то и удивилась: пришлось включить — ждала важного звонка, а позвонить могли как по мобильному, так и по домашнему телефону. Номер опять не определялся, но я почти не сомневалась, что опять звонит мой бывший.

— Привет, ты опять? — сказала вместо обычного своего «Алло?».

У меня сразу же возникло какое-то противное ощущение, что на сей раз звонок неким образом связан с делом, которое только что поручил шеф, с тем романом, будь он трижды неладен.

— Доброго здравия, — пробасила трубка густым мужским голосом. — Вы ждали звонка?

— Извините. Думала, что это один мой знакомый. Слушаю вас.

— Вы прочитали роман — «Икона царя Бориса»? — сразу же, без всякого предисловия, спросил бас.

— У меня его и нет даже. А надо читать? — недовольно переспросила я.

— Вам — обязательно. Есть где записать?

— Что записать-то? — не поняла я.

— Продиктую. Возьмите карандаш-бумагу.

Я нашла клочок бумаги и пишущую ручку.

— Да?

— Готовы? Записывайте. Завтра пойдете на улицу Садово-Каретная восемь, строение четыре, фирма — «Индивидуальные услуги», зал абонентных ящиков.

— Так и называется?

— Да. Зал абонентных ящиков, ящик номер сто девяносто три. Шифр — три, два, ноль, девять, четыре пять, восемь, один, ноль. Записали?

Ручка вдруг перестала писать, я ее зашвырнула в угол и судорожно нашарила на столе другую.

— Погодите… восемь, один, ноль. Записала.

— Прочитайте все, что записали, — повелел голос.

— Улица Садово-Каретная восемь, строение четыре, фирма — «Индивидуальные услуги», зал абонентных ящиков, номер — сто девяносто три. Шифр — три, два, ноль, девять, четыре, пять, восемь, один, ноль.