Александр Лонс - Арт-Кафе

— Но я же сама читала, — не отставала я, — что метод очень неточен, часто просто ошибочен и иногда дает совсем неверные результаты.

— Есть такое дело, пишут подобные вещи, — терпеливо, но серьезно объяснял Виктор, только глаза у него смеялись. — Не все тут столь однозначно. Как я уже говорил, измерение возраста радиоуглеродным методом возможно только тогда, когда соотношение изотопов в образце не нарушено за время существования. Определение возраста таких запачканных образцов может дать немалые ошибки, но за десятилетия прошедшие с момента создания метода был накоплен колоссальный практический опыт, как в обнаружении загрязнений, так и в очистке образцов. В настоящее время погрешности метода находится в пределах от семидесяти до трехсот лет. Ну, один из самых известных случаев применения радиоуглеродного анализа — исследование кусочков Туринской плащаницы, независимо проведенное в нескольких лабораториях одновременно слепым методом в восемьдесят восьмом году. Оказалось, что к новозаветным временам реликвия отношения не имеет. Радиоуглеродный метод позволил тогда датировать плащаницу периодом одиннадцатым — тринадцатым веком, то есть не старше крестовых проходов. Как правило, радиоуглеродный метод критикуется приверженцами «Хронографии» профессора… как же его, дай бог памяти? Ну, у вас, в Москве работает… не то Хроменко, не то Фраменко… Да знаете вы его, тот, что «открыл», будто Ассирия и Россия это одна и та же страна, а Александр Невский и Батый — один и тот же человек? Еще радиоуглеродный метод отрицают адепты креационизма и всяких других учений, не признанных нормальной наукой. Сторонники плоской Земли, например. Причем критики под сомнение ставят, как отдельные случаи применения метода, так и его теоретические основы в целом. Обычно такие критики опираются на самые ранние научные публикации, отражающие несовершенную методологию шестидесятых годов, плюс собственное непонимание основ метода процедур калибровки…

Я слушала, а Виктор все говорил и говорил. Говорил веско, доказательно, как он это умеет, но меня все-таки не убедил. Не верю я что-то этим изотопам. За сотни лет, что угодно может произойти, как потом определишь? А вот Хоменко верю. Он же гениальный математик, все просчитал, и на компьютере проверил. И не он один, там целая группа. Зато все эти древние историки сто раз могли ошибиться и перепутать все. Ведь это же очевидно, что источники, рассказывающие об одних и тех же событиях с различных точек зрения, традиционными историками принимались за сообщения о различных событиях, датировались разным временем и относились к различным георафическим регионам. Обычное дело. А традиция с тех пор так и тянет эти ошибки, переписываемые из книги в книгу.

— А как же профессор Хоменко и его «Хронография»? — не унималась я. — Я читала эту книгу, там все строго доказательно и вполне логично. Уж его-то трудно упрекнуть в непонимании и незнании?

— Почему это — трудно? Очень даже просто. К тому же профессор ваш хоть и математический гений, но крепко крейзи. С математиками такое, увы, случается иногда. Я встречался с ним лично. Мельком, правда, но на всю жизнь запомнилось. По-моему у дяденьки хорошо съехала крыша. Но это — ладно, тут уже к психиатру — я не специалист. Давайте вернемся лучше к нашим баранам. Сначала немного о себе. Виктором меня назвали в честь французского прадеда, которого я вообще никогда не видел. Родился я в Петербурге, где и жил до десяти лет, а потом мы переехали в Москву. Мама умерла, отец никогда и ничем меня не поддерживал, и я всего добивался самостоятельно, без всякой помощи с его стороны. Все воспитание приняла на себя моя бабушка, она-то собственно и взяла меня к себе в Москву. Бабушка пристрастила меня к гуманитарным наукам, помогала с французским, с историей, с литературой. После ее смерти я с полгода прожил один, а когда окончил школу, то подвернулась возможность продолжить обучение во Франции — помогло приличное знание языка. После окончания университета я удачно завершил образование и сейчас имею нормальную должность в Парижском Музее Современного Искусства. Специальность — история искусств. Сейчас мне грех жаловаться — я счастливо женат, а кроме основной работы в музее, читаю лекции в университете и занимаюсь литературным трудом. В Россию я прилетаю по делам сравнительно часто, обычно дня на два — на пять. Редко — на неделю. На большее у меня просто времени не хватает, причем всякий раз обнаруживаю, что в чем-то уже не разбираюсь, а что-то делать не умею. Каждый раз прошу кого-нибудь быть проводником, но здешние обстоятельства мне в основном знакомы.

Когда мне предложили активно поучаствовать в проекте «Три столицы», я сразу же загорелся. Разумеется, таких и подобных выставок было уже много, причем не только в России, но и во Франции. К слову сказать, в Москве, в том году, весной, уже проходила фотовыставка, что так и называлась: «Москва — Париж». В итоге, российские фотографы снимали Париж, французы — Москву, в результате только тех, кто оба эти города знал и любил, и заинтересовал этот проект. Рекламы почти не было, активности народ не проявлял, часто приходили случайные люди, и количество посетителей оставляло желать лучшего.

Вообще, мысль, конечно, далеко не нова. Идея организации общей выставки французского и российского искусства, привязанной к какому-то определенному временному интервалу, возникала и ранее. Еще, по-моему, при вполне советской власти что-то подобное уже проходило: в свое время выставка «Москва-Париж» привлекла массу народа, на вход в Музей имени Пушкина, где проходила выставка, люди выстаивали в длиннющих очередях, шли даже те, кто вообще далек от искусства. В современном исполнении готовилось нечто подобное, только выставлять планировалось не произведения начала двадцатого века, а вещи вполне современные, не старше двухтысячного года. Причем обязательно купленные тем или иным музеем и исполненные авторами из Парижа, Петербурга и Москвы. Французы немного побухтели, упирая на неравенство — почему, мол, с русской стороны два города, а с нашей только один? Предлагали добавить какой-нибудь еще, Лион, например, но, в конце концов, все утряслось, и дело пошло.

В нашем случае мы старались избежать прежних ошибок, к тому же покорял сам концепт, и где-то на задворках подсознания звучала забытая книга известного монархиста Василия Витальевича Шульгина — «Три столицы», написанная в двадцатых годах под впечатлением поездки в советскую Россию. Наш проект планировался в рамках Года Франции в России и финансировался из многих источников: что-то дали частные фонды, что-то — ЮНЕСКО, что-то даже подбросили официальные власти. В итоге выставка обещала стать интересной. В качестве основной площадки избрали Санкт-Петербург, где как раз открылся новый Музей Современного Искусства на Васильевском острове. Целью проекта был «свежий» взгляд на жизнь всех трех мегаполисов. Для экспозиции отобрали работы в жанре концептуального искусства, множество фотографий, живописных полотен, архитектурных макетов, скульптур и инсталляций. Было анонсировано несколько объемных компьютерных презентаций, видеопоказов и лекций, все-таки у нас уже третье тысячелетие.