Андрей Бондаренко - Книжник. Сладкая месть

Уже на излёте красно-багряного заката путники вышли на каменистый берег бойкого ручейка.

– Останавливаемся на ночёвку, – решил Кузьма. – Сухих дров в достатке. Водица чиста.

Беглецы разожгли весёлый костерок, вскипятили в мятом котелке воды, развесили на просушку обувку, портянки и портки, после чего, нарубив – на подстилку – пышных еловых лап, сели трапезничать.

Чем нарубили? Естественно, топором, которым ушлый старовер разжился на поселковой кухне.

Ужин изысканностью не отличался – серые сухари и по крохотному кусочку солонины на брата. Кипяток пили прямо из котелка, передавая его друг другу.

– Сколько нам идти до озёрного скита? – старательно протирая стёкла очков подолом холщовой рубахи, спросил Сидоров.

– За месяц должны управиться.

– Целый месяц?

– Сомневаешься, барин?

– Сомневаюсь, – признался Виталий. – Продовольствия у нас маловато. Недели на полторы хватит. Не больше.

– Это ты про харчи толкуешь? – уточнил напарник.

– Про харчи.

– Разживёмся по дороге.

– Это, собственно, как и где? – недоверчиво прищурился Сидоров. – Ружьё-то у нас, конечно, имеется. Только зарядов маловато. Всего два. Считая и тот, что находится в стволе.

– Послезавтра выйдем к Горбатому холму, – заразительно зевнул Кузьма. – Там есть глубокая дырища с дельным солончаком. Соли с пудик наберём. Спустимся к Чёрному озеру. Наловим рыбы. Потом засолим её и возьмём с собой. Остатки соли прихватим. В скиту ей, обязательно, обрадуются…. Не бойся, барин, добредём. Не сомневайся, земеля…. Давай, спать будем ложиться?

Через пару часов после восхода солнца они выбрались на восточный склон Горбатого холма.

– Вон она, дырища, – указывая на чёрный провал в каменной стене, известил старовер.

– Солидная пещера, – одобрил Виталий. – Танк – запросто – может проехать.

Кузьма – с помощью кремниевого огнива – зажёг длинный факел, сплетённый на ночном привале из тонких смолистых корней сосны, и начальственно махнул рукой, мол: – «За мной!»

Пещера оказалась огромным подземным комплексом разветвлённых пустот – ходы, ниши, штреки, штольни, большие и совсем крошечные камеры, переходы, кривые ответвления.…В одном, почти квадратном (по сечению), подземном зале, на стенах которого были выбиты загадочные древние письмена, обнаружился искомый солончак.

Набрав – в куль из рогожи – килограмм семь-восемь крупной жёлто-серой соли, они выбрались наружу.

– Нам туда, – указал на север старовер. – Будем добывать рыбёху из-под болотного мха.

Северный склон холма граничил с тёмно-зелёным болотом, посередине которого наблюдался серебристо-серый неровный овал.

«Что-то знакомое», – подумал Сидоров. – «Похоже, проявляется загадочное чувство «де жа вю». Ну-ну, Хрусталёв, сукин кот…».

Пройдя вниз по склону метров двести пятьдесят, Кузьма, остановившись возле высоченного муравейника, расположившегося между мощными корнями старой берёзы, попросил:

– Подожди-ка, барин, чуток.

Надрав бересты, он ловко – за пять-шесть минут – изготовил маленькую коробочку с крышечкой, после чего аккуратно подрыл край муравейника и, не обращая никакого внимания на бесновавшихся рыжих насекомых, набрал целую пригоршню светло-зелёных муравьиных яиц.

– Большие, – удивился Виталий. – Даже крупнее, чем семечки подсолнечника.

– Ничего не знаю про твой «подсолнечник», – ссыпая яйца в берестяную коробочку, передёрнул плечами старовер. – Но наживка – фартовая…. Ходу, барин. Ходу!

Недалеко от края болота обнаружилась гладкая каменная плита, в которой были выдолблены две прямоугольные выемки – примерно метр на метр двадцать и глубиной сантиметров в пятьдесят-шестьдесят.

– Что это такое? – спросил Сидоров.

– Солильные места, – буднично пояснил Кузьма. – Остались здесь издревле. Когда в тутошних краях обитала чудь белоглазая. И мы этими каменными корытами воспользуемся. Соль здесь оставим. Рыбы наловим и вернёмся. Распотрошим и засолим. Чуть выше по склону встанем на ночлег. Сварганим наваристой и сытной ухи. Завтра в полдень промоем засоленную рыбу в ручье. Подсушим на ветру. Уложим в мешки. Дальше пойдём. На север…

Они осторожно и медленно, лавируя между молоденькими берёзками и ёлочками, продвигались по «живому» мху, который беспрестанно и угрожающе колыхался под ногами.

«Удовольствие – ниже среднего», – подумал Виталий. – «Сердце, заледенев от липкого страха, уверенно переместилось в пятки…».

Когда до открытой серо-серебристой воды оставалось метров сто двадцать, Кузьма велел:

– Останавливаемся, барин. Здесь будем рыбалить.

Достав из вещмешка топор, старовер – ловко и сноровисто – прорубил во мху квадратную «лунку» – полметра на полметра. После этого он достал из кармана портков моток толстой бечёвки, из другого – массивный бронзовый гвоздь и, отцепив крупный железный рыболовный крючок, закреплённый за отворотом старенького зипуна, занялся настройкой снасти.

«Ерунда полная и сюрреализм махровый», – мысленно усмехнулся Сидоров. – «Вместо нормальной лески – верёвка диаметром чуть ли не в полсантиметра. Грузило – гвоздь. А, пардон, крючок? Номер, наверное, двадцать второй, мать его. Причём, ржавый и тупой. Что можно поймать на такое примитивное и грубое приспособление? Ясен пень, что ничего и никогда. Только время потеряем зазря…».

Кузьма, тем временем, насадив на крючок с десяток муравьиных яиц, отправил снасть в «лунку». Когда гвоздь-грузило опустился на дно, старовер выбрал обратно примерно с метр верёвки и замер. Вместо удилища он использовал собственную вытянутую руку, в кулаке которой и была зажата толстая бечёвка.

– Как клёв? – минут через пять-семь ехидно поинтересовался Виталий. – Может, рыба ушла на дальний кордон?

– Подожди, барин, чуток, – посоветовал товарищ по побегу. – Не спеши, родимый…. Оп! – резко дёрнул рукой. – Есть!

Вскоре Кузьма вытащил из «лунки» увесистую добычу.

По пышному тёмно-зелёному мху прыгало нечто невообразимо-прекрасное, отливая всеми цветами радуги – неяркими, слегка приглушёнными и очень приятными для глаз.

«Это же гигантский линь!», – опешил Сидоров. – «Килограмма на четыре с половиной потянет! Красота неописуемая, волшебная…. Ай, да Хрусталёв! Ай, да сукин фантазёр! Не соврал-таки…».

Когда линь был снят с крючка, Виталий попросил напарника:

– А теперь можно и мне порыбачить? Хочется, ведь.

– Рыбаль, барин, – добродушно улыбнулся старовер. – Только наживку не забудь надеть на крюк…

Через пару минут Сидоров поймал карася – трехкилограммового, чёрно-бронзового.

Когда день начал клониться к вечеру, они двинулись обратно. В вещмешках путников-беглецов находилось по пятнадцать-шестнадцать килограмм отборной рыбы.