Джаспер Ффорде - Кладезь Погибших Сюжетов, или Марш генератов

— Тогда она сможет прерваться, — с некоторым раздражением сказал Хопкинс.

— А, — отозвался Король тоном человека, который думает, что все понял, но на самом деле сильно ошибается. — Тогда продолжайте.

В последующие два часа мы выслушали не только миссис Фэйрфакс, но и Грейс Пул, Бланш Ингрэм и Сент-Джона Риверса. Они рассказывали, какой был конец раньше и как я напрочь изменила сюжет, позвав под окном спальни «Джен! Джен! Джен!». Присяжные пытались следить за ходом процесса, записывая, как велел им Король, пока на грифельных досках совсем не осталось места, тогда они начали писать на спинках скамей, а потом друг на друге.

После выступления каждого свидетеля самая маленькая соня просилась выйти в туалет, а Грифон в это время пользовался моментом пояснить Королю — который, похоже, был не в состоянии коснуться с закрытыми глазами собственного носа — порядок судопроизводства. Когда соня возвращалась, свидетеля передавали Грифону для перекрестного допроса, и каждый раз он говорил: «Вопросов нет». Миновал полдень, в судебном зале сделалось жарко. Королеве становилось все более скучно, и она все чаще требовала приговора, один раз даже во время допроса свидетеля.

И на протяжении всего этого скучного спектакля, пока персонажи «Джен Эйр» выходили и повторяли передо мной правду и только правду, слушание то и дело прерывалось бесконечным парадом морских свинок. Каждую тут же хватали, засовывали вниз головой в большой мешок и выбрасывали из зала суда. Всякий раз это вызывало беспорядочную суматоху, крики и шум. Когда гвалт достигал пика, Королева вопила: «Отрубить голову, отрубить голову!», словно пыталась перекричать суматоху. Когда последняя морская свинка покинула зал заседаний, в облаке винных паров исчезла и Грейс Пул, и никто не знал, куда она подевалась.

— Ничего! — сказал Король с чувством большого облегчения. — Вызовите другого свидетеля. — Затем он тихонько добавил, обращаясь к Королеве: — Нет, дорогая, этого свидетеля придется допрашивать тебе. У меня уже голова кругом идет!

Белый Кролик сверился со свитком и пронзительно проверещал:

— Четверг Нонетот!

— Извините, — сказал Грифон, вынырнув из апатии, в которой пребывал в течение всего заседания, — мисс Нонетот не будет давать показаний против себя в этом суде.

— А так можно? — спросил Король.

Судьи переглянулись и пожали плечами.

— Это доказывает, что она виновна! — завопила Королева. — Отрубить ей голову! Отрубить!..

— Ничего такого это не доказывает, — перебил ее Грифон.

Королева побагровела и, наверное, лопнула бы от злости, но Король положил ей руку на локоть.

— Ну-ну, дорогая, — тихо сказал он, — тебе нельзя волноваться. Все эти приказы отрубить голову подтачивают твое сердце, как черви. Черви, — повторил он и хихикнул. — Я, похоже, скаламбурил, как по-твоему?

Все судьи послушно рассмеялись, и самые умные принялись объяснять не столь умным, в чем шутка, а не столь умные растолковывали совсем тупым, что это вообще была шутка.

— Извините, — снова подала голос соня, — можно выйти?

— Опять? — прорычал Король. — У тебя мочевой пузырь, наверное, размером с орех!

— С рисинку, если угодно вашему величеству, — пропищала малявка, стиснув колени.

— Ладно, — сказал Король, — только побыстрее. Не можем ли мы уже огласить приговор?

— А теперь кто требует приговора? — торжествующе провозгласила Королева.

— Ваше величество, остался еще один свидетель, — сказал Белый Кролик, нервно подпрыгивая. — Мы еще не заслушали свидетеля защиты!

— Защиты? — устало переспросил Король. — Разве мы не их только что выслушивали?

— Нет, ваше величество, — ответил Белый Кролик. — Это обвинение выступало.

— Всегда их путаю, — пожаловался Король, уставившись себе под ноги, — как и эту белиберду «отклоняю» — «поддерживаю». Так кто сейчас?

— Обвинение закончило, — сказал Хопкинс, понимавший, что процесс может затянуться на долгие месяцы, если он лично не предпримет каких-нибудь шагов. — И по-моему, мы неопровержимо доказали, что мисс Нонетот не только изменила конец «Джен Эйр», но также заранее обдумала свои намерения. Мы не на мнениях основываемся, а на законе, и вердикт может быть только один — виновна!

— Говорил я, что она виновна, — пробормотал Король, вставая, чтобы уйти.

— Ваше величество, — напомнил Белый Кролик, — это было всего лишь мнение обвинения. Теперь вы должны выслушать защиту.

— А! — отозвался Король, снова садясь на место.

Грифон встал и поднялся на судейскую трибуну. Судьи в страхе отпрянули от него, когда он поскреб подбородок огромной лапой. Соня снова подняла лапку, извинилась, и ей снова разрешили выйти. Когда она вернулась, Грифон начал речь.

— Вопрос не в том, допустила ли мисс Нонетот несколько текстуальных и нарративных вольностей в финале «Джен Эйр». Мой ученый коллега от обвинения ясно дал нам понять, что допустила. Мы это признаем.

Суд ахнул.

— Да, я согласен, что формально мисс Нонетот нарушила закон, но она сделала это из высших побуждений — ради любви.

Грифон выдержал драматическую паузу.

— Любви? — переспросил Король. — Это защитник?

— Исторически говоря, — прошептал Белый Кролик, — один из лучших, ваше величество.

— Ага! — сказал Король. — Продолжайте.

— И не ради собственной любви, — заявил Грифон. — Она решилась на этот шаг ради двоих любящих, дабы они не расстались друг с другом. А это предмет суда более высокого, чем тот, перед коим ныне стоит мисс Нонетот.

Все молчали, так что он продолжал:

— Согласен, мисс Нонетот очень необычная личность, совершенно бескорыстная, что требует от данного суда самого снисходительного отношения. И мне нужно вызвать только одного свидетеля, который докажет правдивость утверждений защиты. Я вызываю… Эдварда Рочестера!

Зал ахнул в один голос, и последняя морская свинка упала в обморок. Судебные приставы, не зная, что делать, запихали свинку в мешок и уселись сверху.

— Вызывается Эдвард Рочестер! — пронзительно возгласил Белый Кролик, и его вопль четырежды подхватили другие голоса, постепенно удаляясь.

Мы услышали его шаги прежде, чем он появился сам. Чуть неровные шаги, сопровождаемые стуком трости. Он медленно вошел в зал суда, искалеченный, но решительный, и внимательно обвел присутствующих взглядом, дабы уяснить, кто тут судья, кто присяжные, кто адвокат. Изменение, внесенное мной в «Джен Эйр», обошлось ему дорого. Рочестер потерял руку и видел только одним глазом, да и то слабо. Я прикрыла рот рукой, увидев, как он шаркающим шагом вступил в молчаливый зал. Знай я, чем все кончится, решилась бы снова на то же самое? Калекой сделало Рочестера предательство Ахерона, но кашу-то заварила я.