Джаспер Ффорде - Кладезь Погибших Сюжетов, или Марш генератов

Лицо у Эдварда зажило, хотя и покрылось рубцами, что, впрочем, не слишком испортило его внешность. Он принес присягу. Глаза его под темной копной спадающих на лоб волос пылали.

— Извините, — пискнула соня, сидевшая рядом с Рочестером, — вы мне не подпишете грифельную доску?

Рочестер криво усмехнулся, взял перо и сказал:

— Как ваше имя?

— Элен.

Рочестер подписал, отдал доску, и ему тут же подсунули еще одиннадцать, аккуратно стерев с них все предыдущие записи.

— Довольно! — взревел Король. — Я не допущу, чтобы мой суд превратился в рассадник охотников за автографами! Мы тут за правдой гоняемся, а не за знаменитостями!

Воцарилась мертвая тишина.

— Надеюсь, не откажете? — произнес Король, протягивая Рочестеру собственный блокнот, и тихо добавил: — Это для дочки.

— Как зовут вашу дочку? — спросил Рочестер, держа перо наготове.

— Руперт.

Рочестер подписал и отдал блокнот.

— Мистер Рочестер, — начал Грифон, — не могли бы вы своими словами рассказать нам, чем обернулись действия мисс Нонетот лично для вас?

Зал замер. Даже Королю с Королевой было интересно услышать, что скажет Рочестер.

— Для меня одного? — медленно проговорил Рочестер. — Ничем. Для нас, моей дражайшей Джен и меня, — всем!

Он сжал руку с обручальным кольцом, погладил золотой ободок большим пальцем, пытаясь превратить свои чувства в слова.

— Чего мисс Нонетот не сделала для нас? — тихо произнес он. — Она дала нам все, что мы только могли пожелать. Она освободила нас из тюрьмы, созданной не нами, из темницы отчаяния, откуда мы и не мечтали вырваться. Мисс Нонетот дала нам возможность любить и быть любимыми, и я не могу себе даже вообразить большего дара. У меня нет слов выразить нашу благодарность.

В суде стояла тишина. Даже Королева замолчала и просто смотрела, приоткрыв рот («Прямо как рыба», — подумалось мне), на Рочестера.

Голос Грифона нарушил молчание.

— Свидетель ваш.

— А! — сказал Хопкинс, собираясь с мыслями. — Скажите, мистер Рочестер, только чтобы уточнить один вопрос: мисс Нонетот изменила конец вашего романа?

— Хотя я, как вы видите, остался калекой, — ответил Рочестер, — словно старый каштан, пораженный молнией, в саду Торнфильда, я сейчас счастливее, чем когда-либо. Да, сэр, мисс Нонетот изменила конец романа, и я вечно буду ее за это благодарить!

Хопкинс улыбнулся.

— Больше вопросов нет.

— Что ж, — сказал Грифон, когда суд объявил перерыв, чтобы Король мог обдумать приговор.

Королева, вопреки обыкновению, стояла за оправдание. Услышать от нее такое было просто невероятно, и, когда она сказала это, все в изумлении уставились на нее. Тритон Билли чуть не подавился, и его пришлось постучать по спине.

— Заранее исход предсказывать не буду, — Грифон вежливо поклонился Хопкинсу, приводившему в порядок бумаги вместе с Белым Кроликом, — но Рочестер устроил для вас сильное шоу. Червонные Король и Королева, может, и самая тупая пара, которая когда-либо председательствовала в суде, но, в конце концов, они же червонные, а черви — те же сердца! И поскольку вы совершенно очевидно виновны, нам требовалось вызвать сочувствие к вам прежде, чем дойдет до вынесения приговора.

— Сочувствие? — с удивлением спросила я. — Это у Королевы-то, с ее вечным «отрубить ей голову»?

— Это ее маленькая слабость, — ответил Грифон. — На самом деле она никогда никого не казнит. Я только немного беспокоился, как бы вас не взяли под стражу до вынесения приговора, но, к счастью, Король путается в юридической терминологии.

— Как вы думаете, что мне грозит?

— Честно говоря, понятия не имею, — ответил Грифон. — Время покажет. До встречи, Нонетот!

Я медленно вернулась в штаб беллетриции и обнаружила там мисс Хэвишем.

— Как прошло заседание? — спросила она.

— Виновна, как и предполагалось.

— Не повезло. Когда объявят приговор?

— Без понятия.

— Могут несколько лет протянуть, Четверг. У меня есть для тебя кое-что.

Она протянула мне отчет, который я написала для нее по делу «Тени — пастушьего пса». Я увидела оценку, не поверила глазам, посмотрела еще раз и подняла взгляд на Хэвишем.

— Пять с двумя плюсами?

— Думаешь, я слишком расщедрилась? — спросила она.

— Н-ну… — смущенно промямлила я, — меня ведь насильно выдали замуж и потом чуть не убили!

— Принудительный брак не считается, Нонетот. Усвой вот что: мы даем это поручение всем беллетрицейским стажерам последние тридцать два года — и все без исключения провалились!

Я разинула рот.

— Даже Харрис Твид.

— Твида оженили на мисс Горожанинс?

— До этого не дошло. Он даже свиней купить не смог, не то что ветеринара вокруг пальца обвести. Ты хорошо справилась, Нонетот. Твоя методика причины и следствия работает хорошо. Надо, конечно, отшлифовать, но хорошо!

— Ох, — выдохнула я с некоторым облегчением, затем добавила после краткого размышления: — Но меня же чуть не убили!

— Не убили бы, — заверила она меня. — У беллетриции везде глаза и уши, мы не разбрасываемся своими стажерами. Ты выполнила свой письменный экзамен на девяносто три процента. Поздравляю. Дождемся окончательного решения Совета жанров — и ты в беллетриции.

Я прислушалась к себе и ощутила даже некоторую гордость, хотя в глубине души знала, что моя служба будет недолгой — до тех пор, пока я не вернусь на Ту Сторону.

— Ничего нового насчет Перкинса?

— Ничего, — ответила я. — А о Вернхэме Дине?

— Пропал без вести. Глашатай хочет поговорить с нами об этом.

— Нет ли связи между этими случаями?

— Возможно, — откликнулась она чуть таинственно. — Мне надо еще кое-что выяснить. Спроси меня завтра.

— Ага! — сказала бабушка, когда я переступила через порог. — Вот ты где! Как делишки нынче?

— По-всякому, — ответила я, плюхаясь на диван и расстегивая пуговицу на животе. — Хорошие новости: я сдала практический экзамен в беллетрицию. Плохие: меня признали виновной во вторжении в текст.