Антон Лаптев - Гримуар

— А священника ты хоть раз видела?

И вновь девушка отрицательно покачала головой. Затем, немного помедлив, сказала:

— Вообще-то видела пару раз. Но только сверху, когда он вечером выходил после службы из костела, чтобы подмести ступеньки. Но это было в темноте, да и я не особо им интересовалась. Гораздо интереснее было наблюдать, как мельник Франтишек каждый вечер ходил к запруде с цветами.

Молодые люди как раз в этот самый момент подлетали к той самой запруде, сооруженной перед мельницей. Но на сей раз к ней подходил не влюбленный мельник, а пан Платон. В руке он нес небольшую краюху хлеба, густо посыпанную солью. Сказания утверждают, что водяные очень любят подобное угощение. И точно, едва мастер опустил краюху в воду, как она тотчас исчезла, лишь мелкие пузыри да водные разводы разбежались по поверхности, освещенной половиной растущей луны. Водная гладь была настолько чиста и спокойна, что на ней отразились пролетавшие наверху Йошка и Катаринка. Пан Платон увидел их отражение, задрал голову и весело помахал им рукою. Вслед за этим из воды высунулась голова с огромными выпученными глазами и большим ртом словно бы у лягушки. Голова сия принадлежала водяному, который также проводил пролетавшую ведьмочку-травницу и помощника королевского следователя удивленным взором и обратился к стоявшему на берегу пану Платону:

— Вижу, вы человек ученый.

— Точно так, пан водяной, — учтиво сказал мастер и даже чуть склонил голову в знак почтения, потому что водяной, как известно, живет без малого двести двадцать два года, а потому может быть гораздо старше королевского библиотекаря.

— Тогда отгадайте загадку. Ежели отгадаете, исполню ваше желание. Если нет, то заберу вас к себе на дно.

Водяной, как известно, только пугал. На самом деле он еще никого насильно не утаскивал под воду, во всяком случае науке такие факты неизвестны, а посему Платон смело согласился отгадывать загадку.

Метла с молодыми влюбленными спланировала над водной гладью и мягко опустилась на землю. Йошка первым соскочил с нее, так как полет сей дался ему тяжко не только с моральной, но и с физической стороны. Ведь ручка метлы была слишком маленькая и скользкая, так что юноша все время рисковал слететь с нее. Йошка подошел к пану Платону, спокойно ожидавшему, пока водяной загадает ему загадку.

Водяной напыжился, надулся и, вертя в разные стороны своими огромными выпученными глазами, сказал:

— Большая, зеленая, по небу летает, всех в округе пугает, огонь изрыгает. А плавать умеет, — радостно добавил он. — Что это такое?

Мастер похмыкал и, пряча улыбку в кулак, ответил:

— Это раздувшаяся от важности лягушка.

Водяной аж подпрыгнул чуть не до самого неба от обиды.

— Ты знал! — воскликнул он.

Йошка с Катаринкой, стоявшей поодаль с метлою в руке, тоже недоумевали:

— Как вам это удалось?

— Все очень просто, дети мои, — сказал с улыбкой, поворачиваясь к ним, Платон. — Дело в том, что я лишь представил себя на месте водяного. Он обязательно загадал бы загадку про того, кто живет с ним в запруде. Кроме того, пан водяной только что был свидетелем удивительнейшего действа, кое вы, дети мои, совершили, а именно полета по небу. Так почему бы, подумалось мне, ему не загадать загадку про толстую, раздувшуюся лягушку, которая взяла да и полетела на небо, путая всех в округе.

— Эй, вы, на берегу, просите, чего хотели, — нетерпеливо потребовал водяной.

Пан Платон Пражский обернулся к воде и сказал, обращаясь к водяному:

— Моя просьба самая что ни на есть безобидная, пан водяной. Позвольте моему товарищу, пану Франте, посвататься к вашей дочери-русалке.

Водяной забулькал огромным ртом и задумался. Наконец, он согласно кивнул головой:

— Хорошо. Пускай ваш товарищ приходит нынче же сюда. Моя дочь будет его здесь ждать.

Сказав это, водяной исчез в воде.

Платон, Йошка и Катаринка направились к пекарне, где их в нетерпении ожидал мельник.

— Ну, — взволнованным тоном спросил он, едва королевские следователи и травница приблизились к нему, — что сказал водяной?

— Пан Франта, — торжественно сказал мастер. — Идите сей же час свататься.

Мельник бросился обнимать Платона.

— Прекрасно! Прекрасно! — восклицал он.

Франтишек бросился в дом, и не прошло и минуты, как он выскочил оттуда, одетый в свое самое нарядное платье.

— Все, я побежал, — крикнул он, запыхавшись. — Вы уж дальше без меня. Посудину только вынуть осталось.

Молодые люди посмотрели вслед торопливым шагом уходившему к запруде мельнику и направились следом за мастером в пекарню.

Войдя в домик, Платон открыл заслонку печи и чрезвычайно бережно достал оттуда теплую стеклянную посудину, в которой уже не маленьким комочком, а огромной массивной горой, словно свежеиспеченный хлеб, возвышалась густая желеобразная масса. Мастер поставил перед удивленными Йошкой и Катаринкой на стол посудину и осторожно ткнул ее прямо в центр пальцем. Желеобразная масса неожиданно откликнулась, заколыхавшись и словно бы задышав при этом.

— Вот это да! — тихо прошептал крайне удивленный юноша, во все глаза глядя на живую субстанцию Великого Делания.

Катаринка дотронулась и нежно погладила верхний край массы, выпиравший из стеклянной посудины. Масса заурчала откуда-то изнутри посудины и запыхтела.

— Смотри-ка! — воскликнул пан Платон. — Ты, дитя мое, ей понравилась!

Травница, чрезвычайно довольная собой, задорно улыбнулась и направилась к метле, оставленной у входа в пекарню и висевшей над землей в половину человеческого роста. Йошка вышел провожать возлюбленную.

— Спасибо за полет, — сказал он. — Никогда в жизни не думал, что полечу по небу.

— Спасибо тебе, — неожиданно поблагодарила его непонятно за что Катаринка и, немного помедлив, чмокнула юношу в ставшую мгновенно пунцовой щеку.

Травница уселась поудобнее на метлу и, прощально помахав рукою, взмыла в воздух. Уже и след ее давно простыл, а сама Катаринка превратилась в малюсенькую точку в ночном небе, освещаемая серебристым светом луны, а Йошка все стоял и махал на прощание. Платон, который успел аккуратно завернуть посудину в белоснежное полотенце, вышел из пекарни и приглашающе кивнул головой юноше.

— Нам пора, — сказал он. — Делание не ждет. У нас впереди еще половина пути. А уже и заря всходит на горизонте, — кивнул он на восток, где верхушки гор уже алели зарей нового дня. — Пора нам заняться четвертым днем Великого Делания.

И учитель с учеником, подхватившим у пана Платона завернутую в полотенце посудину, бодро зашагали в сторону постоялого двора.