Павел Амнуэль - Что там, за дверью?

Себастьян поднялся.

— Поздно уже, — сказал он. — Даже не знаю, что придумать для Памелы. Она точно не поверит, что я где-то пью с приятелем…

— Как вы намерены поступить?

— Как я могу поступить? — медленно произнес Себастьян. — Эти ваши теории… Я хочу, чтобы Элен… и мы с Памелой… были счастливы. Очень простое желание. Я хочу, чтобы в нашей жизни все было просто. Понимаете? Я не хочу, чтобы об Элен говорили. Надеюсь, вы…

— За кого вы меня принимаете? — резко сказал Форестер. — Даже Фиона не знает о моих результатах и нашем разговоре.

— Спасибо… — пробормотал Себастьян.

— Послушайте… Вы понимаете, что долго скрывать это не удастся? Ваша жена опять что-то увидит… Или в детском саду…

— Элен больше не ходит в детский сад.

— Это плохо! Лишний повод для разговоров. Не мне за вас решать, Себастьян, но…

— Мне нужно подумать, — сказал Себастьян и пошел к двери. Он не помнил, как оказался на улице и попрощался ли с Форестером, а может, так и ушел, не подав ему руки. Ночь была на удивление холодной для этого времени года, и Себастьян продрог до костей, а может, дрожь била его по другой причине, и ночь ничем не отличалась от прочих? В машине он включил обогреватель и к дому поехал в объезд, через Восьмую улицу. Когда Себастьян ставил машину на стоянку, ему показалось, что в спальне на мгновение вспыхнул и погас свет. Ключ в замок не влезал, и Себастьяну понадобилась целая минута, чтобы понять, что другой ключ вставлен с противоположной стороны.

— Черт, — пробормотал он. Если в спальне был свет, значит, Пам еще (или уже) не спала и звонок ее не разбудит. Себастьян мог себе представить, с каким выражением лица жена откроет дверь, ему не хотелось выяснять отношений, особенно — сейчас.

— Черт, — повторил он и вернулся к машине. Как-то — лет восемь назад ему приходилось спать на заднем сиденье, они с приятелями устроили летом автопробег от Хадсона до Чикаго, ночевали неподалеку от мотеля — какой-то бес в них вселился, могли спать нормально, в постелях, но им захотелось романтики. Романтика Себастьяну не понравилась, утром у него ныли все кости, а ноги не желали разгибаться.

Он оставил приспущенными стекла, но быстро замерз и закрылся в машине, как в гробу — такое сравнение, во всяком случае, пришло ему в голову, когда он засыпал, скрючившись и опустив до пола руку…

Проснулся Себастьян с восходом солнца, перебрался на переднее сиденье и подождал, когда в кухне распахнется окно и Памела выглянет, чтобы определить, как нужно сегодня одеваться.

Он попробовал сначала еще раз открыть дверь ключом (вдруг Пам успела вытащить свой?), а потом начал трезвонить, не опасаясь уже, что разбудит жену или Элен.

Памела открыла минуты через три, встала в проеме двери, уперев руки в бока, в точности как в фильмах о ревнивых женах, и сказала голосом, похожим на клокотание лавы в жерле вулкана:

— Ты мог бы остаться у нее насовсем, дорогой. Решил приехать за вещами?

— Послушай, Пам, — миролюбиво начал Себастьян. — Все очень серьезно, я говорил с Форестером…

— Как по-джентльменски! — воскликнула Памела. — Вы с Форестером разобрались, наконец, кто останется с этой… Я понимаю, все очень серьезно…

— Ничего ты не понимаешь! — вспылил Себастьян и, отодвинув жену рукой, вошел в прихожую. Должно быть, он не рассчитал движения: Памела, не удержавшись на ногах, упала на стоявший у стены обувной ящик, крепко ударившись спиной.

— Господи, извини, я совсем не… — Себастьян бросился поднимать Памелу, но она поднялась сама и молча пошла в спальню. У них никогда не было скандалов, они не умели кричать друг на друга, и Себастьян стоял посреди холла, бессильно сжимая кулаки и не представляя, как заставить Памелу сесть и послушать, просто послушать — его, а не себя.

Из спальни слышны были голоса Памелы и Элен; жена, похоже, уговаривала девочку что-то сделать, а та сопротивлялась — хотела спать, судя по тону. Себастьян запер входную дверь, вытащил ключ, положил в карман и принялся ждать.

Памела вышла минут десять спустя, в одной руке она держала чемодан, с которым они в прошлом году ездили на Ниагару, а другой рукой вела Элен, на спине которой был детский рюкзачок, купленный для летних прогулок и еще ни разу не использованный. Девочка увидела Себастьяна, кинулась к нему, но, будто собачка на поводке, остановилась и захныкала.

— Отойди, пожалуйста, — ледяным голосом сказала Памела.

— Послушай, Пам, — Себастьян понимал, что должен подобрать точные слова и произнести их один раз, потому что второго не будет, — не делай глупостей, пожалуйста. Все очень серьезно.

— Да уж куда серьезнее, — презрительно сказала Памела. — Отойди от двери, дай нам выйти.

— Элен живет в нескольких мирах, — сказал Себастьян. — Это доказал Дин Форестер, он пригласил меня к себе, чтобы обсудить…

— Ты больше ничего не мог придумать?

— Позвони Дину и спроси…

— Он, конечно, подтвердит что угодно. Дай пройти, Себастьян, не устраивай сцен.

— Кто здесь, черт побери, устраивает сцены! — взорвался Себастьян. — Почему ты не хочешь слушать?

Я люблю тебя, понятно? Я всегда тебя любил! И Элен! Нет ничего между мной и Фионой и никогда не было!

— Никогда? — подняла брови Памела.

— Не придирайся к словам! Если тебе так противна моя физиономия, то уйду я! Кому станет лучше? Я ухожу, Пам, я так больше не могу.

Себастьян повернулся к двери, и в этот момент заверещал звонок — громко и долго. Человек, стоявший по ту сторону, не отрывал пальца от кнопки.

— Это еще что… — пробормотал Себастьян, достал из кармана оба ключа и принялся тыкать ими в скважину по очереди, пока, наконец, дверь не распахнулась и на пороге не возникла широкая фигура сержанта Варли Холидея, за спиной которого стояли две незнакомые женщины. Себастьян прекрасно знал Холидея, полицейский работал здесь лет тридцать — во всяком случае, еще в глубоком детстве Себастьян бегал от него, когда залезал с приятелями на пустую пристань, куда вход был запрещен. Сержант был на их свадьбе с Памелой — не для того, чтобы следить за порядком, Себастьян позвал его, потому что без этой колоритной фигуры не представлял себе торжества. Встречаясь на улице, они всегда обменивались приветствиями и шутками, Холидей хлопал Себастьяна по плечу, отчего тот с трудом сохранял равновесие, и передавал привет Памеле, «самой красивой женщине на моем участке, кроме моей Сэнди, конечно, хотя она этого и не слышит»…

— Здравствуйте, мистер Флетчер, — с чувством некоторого замешательства произнес Холидей. — Извините, но я выполняю свой долг.

— В чем дело, Варли? — удивился Себастьян.

— Вот это… — Холидей отошел в сторону, и вперед выступили женщины: одной было лет шестьдесят, другой под сорок, и обе выглядели так, как должны выглядеть представительницы официальных организаций: длинные, до пят, темные юбки, белые закрытые блузки с длинными рукавами, на лицах решительное выражение — отражение необходимости и важности порученной им миссии.