Сергей Лексутов - Ефрейтор Икс [СИ]

Он проснулся в холодном поту, сердце бешено колотилось, будто, и правда, только что изо всех сил бежал. Тоскливо подумал: — "Господи, второй сон подряд, и тот, поди, в руку… Во сне убиенные друзья, братцы-акробатцы, являлись, видать, предупредить, что еще один старый знакомец убить хочет. А этот бред к чему?.."

В окно тихонько сочился вовсе уж хилый рассвет, а потому Павел перевернулся на другой бок, и принялся думать о том, когда исчезла такая популярная, и так широко рекламируемая, спортивная игра его детства, под названием: — "Охота на лис"? Так и не вспомнив, незаметно уснул, и проснулся лишь утром. Основательно наевшись, вскинул рюкзак на плечи и отправился в аэропорт.

…Самолет летел низко, и Павел любовался проплывающей внизу тайгой. В салоне только половина кресел были заняты. Видно у сельских жителей давно не было денег на воздушные путешествия в областной центр. Достав карту, Павел проследил взглядом ту речку, на берегу которой повстречал четырех беглых зэков, потом прикинул маршрут самолета. Нет, пройдет в стороне. А жаль, можно было бы уточнить маршрут и кое-где срезать речные петли.

Фотоаппарат в кармане врезался в бок, но Павел все равно не отрываясь, смотрел в иллюминатор. Честно говоря, фотоаппарат он прихватил с единственной целью — сфотографировать распятье и проконсультироваться со знакомым художником о его возможной ценности. И тогда, во время первого посещения заброшенного лагеря, у Павла мелькнула шальная мысль, прихватить с собой распятье. Но одному, пожалуй, не унести. Вдвоем надо… Чертов фотоаппарат! Надо было в рюкзак засунуть. Но до рюкзака не добраться. Пилот, как только узнал, что у Павла карабин в плащ-палатку завернут, без разговоров сунул и рюкзак, и тюк в багажное отделение.

Из кабины вышел второй пилот, проговорил:

— Пристегните ремни, идем на посадку… — и скрылся в кабине.

Павел подумал, положены ли на таких самолетиках стюардессы, или летуны экономят? Но тут самолет ухнул вниз, и Павлу стало не до таких пустяков. Его никогда не мучила морская болезнь, но тут вдруг все внутренности подкатились к горлу, и стало так плохо, что ему показалось — легче умереть, чем терпеть подобное. Однако самолет запрыгал по не очень ровному травяному полю, и тошнота отпустила.

Повесив рюкзак на спину, а тюк, взяв в руку, Павел зашагал к довольно обширному селу, вольно раскинувшемуся на пологом берегу реки. Войдя в улицу, он тут же обнаружил и колеса; у высоченного забора стоял побитый "Газ 66" и возле него задумчиво курил мужик в джинсах, кирзачах и когда-то черной майке. Подойдя, Павел спросил:

— Подвезешь до леспромхоза?

Мужик оглядел его с ног до головы, сказал лениво:

— А чего ж не подвезти? Коли заплатишь…

— Полсотни хватит?..

— Ты что, мужик, опупел?! — взвился провинциальный автомобилист. — Сто километров только в один конец…

Павел медленно вытащил из кармана бумажник, не показывая мужику содержимого, осторожно вытянул две двадцатки и десятку, помахал ими в воздухе. Мужик заворожено следил за ними глазами.

— Вижу, полсотни достаточно… — проговорил Павел.

По лицу мужика было видно, что внутри его организма идет нешуточное борение с желанием загнуть и вовсе несусветную цену. Однако здравый смысл победил, он махнул рукой, отбрасывая недокуренную сигарету на заросшую колею, тянущуюся посреди улицы:

— Поехали.

Мужик оказался молчаливым и не любопытным, так в полном молчании и доехали до леспромхоза. С первого взгляда было ясно, что село умирает; многие дома стояли заколоченные, от других остались одни фундаменты. Видимо жители уехали вместе с домами. Павел узрел у одного из жилых домов огромный, побитый и ободранный "Краз". Сказал:

— Останови-ка…

Выпрыгнув из кабины, выволок рюкзак, тюк, кивнул шоферу и зашагал к "Кразу". На обширном дворе, обнесенном низенькой штакетниковой оградой, видимо хозяин колол дрова. Он, не спеша и методично, перегонял через себя огромную кучу чурбаков в весело сияющие на полуденном солнце полешки, которых тоже накопилась уже изрядная куча.

Войдя в калитку, Павел вежливо поздоровался:

— Здравствуйте, хозяин…

— Здорово… — медленно проговорил человек.

Он был худ, будто только что из лагеря смерти, лицо изрезано крупными морщинами, а губы проваливались, видимо из-за отсутствия большинства зубов. Ему с одинаковым успехом могло быть и пятьдесят лет, и восемьдесят.

— Это ваш "Краз"? — спросил Павел.

— Да нет, леспромхозовский… — усмехнулся человек, с интересом разглядывая Павла.

— Я имею в виду, вы на нем ездите?

— Езжу иногда, когда есть куда…

— Мне как раз прокатиться надо…

— Далеко?

— А на полсотню…

— Чего, километров?

— Да нет, баксов…

— Ну-у… Ежели баксов, то можно и до Северного полюса… Слышь, ученый, ты меня не узнаешь?..

— Не-ет… А мы что, встречались? — Павел вгляделся в абсолютно незнакомое лицо.

Человек улыбнулся, и тут обнаружилось, что у него, и правда, лишь половина зубов, и те латунные.

— А ты совсем не изменился. Только поседел, как лунь… Надо же… А у нас говорили, будто умер ты в больнице…

И тут Павел понял, кто это. Изумленно оглядев форменного старика, проговорил потрясенно:

— Надо же… А ведь ты тогда младше меня был…

— Это по вашим лабораториям если сидеть, то и не старишься вовсе. А у нас пахота, да водка, быстро старят…

— Да я уже давно не ученый… — вздохнул Павел.

— А чего ж тебя принесло в нашу глушь?

— Да вот, понимаешь, писателем стал. Хочу криминальный роман написать на реальных событиях. Надо бы мне прежним маршрутом пройти, да хочу и то место найти, где меня чуть не прикончили… Ностальгия замучила, понимаешь… Звать-то тебя как? А то и тогда не спросил, и сейчас как-то неудобно… Ты меня хоть ученым зовешь…

— Теперь писателем буду звать, — ухмыльнулся шофер. — А ты зови меня Федором. Завтра, что ли, поедем?

— А чего тянуть? Поехали сейчас. Там хоть колея еще не заросла?

— Прое-едем… Щас, только бабе скажу, что уезжаю… — и он зашагал к дому.

Павел смотрел ему вслед. Надо же, совсем старик… А ведь до пятидесяти еще далеко…

"Краз" с ревом протискивался между осинками-подростками. Да, это уже не осиновое мелколесье, а нормальный осинник. Наверное, теперь тут и грибов навалом бывает. И зверь, и птица селиться начали.

— Слышь, писатель, — прервал молчание шофер, — ты вот в городе живешь, шибко умный человек, к тому же писатель. Ты скажи мне, для чего все это? Какой во всем этом смысл?

— В чем именно? — рассеянно переспросил Павел.

— Ну, перестройка эта… Весь этот бардак… Мы тут вкалывали, тайгу изводили, а теперь и не нужны больше никому… Начальство говорило, акционерное общество организовать… Так продавать нечего! Тайги больше нет. Картошку, что ли, сажать? Так под нее еще поля корчевать надо…