Максим Марух - Игра Лазаря

– И Игра интересная. Там, небось, жуть, как круто? – Вопросы, уже содержащие в себе ответы, особенно эффектны. – Она хоть молоденькая?

Сенсор заметно напрягся.

– С чего решил, что это она? – спросил он, изображая непринуждённое удивление. Ему почти удалось, если не считать выступившего на щеках румянца. Минуту назад его там не было.

Лазарь улыбнулся про себя: слишком хорошо он знал эти щёки.

– Стало быть, молоденькая. Симпатяшка?

Одна из девушек фыркнула, раздражённо скрестила на груди руки. Заострённые черты лица, светлые волосы до плеч, распушённые природой настолько, что в них легко застрянет небольшой канцелярский предмет. Это Дарения.

– Определённо, симпатяшка, – сам себе ответил Лазарь.

– Не угадал. Страшная, как ядерный взрыв, – в разговор вступила Айма, вторая девушка в комнате.

Держалась она деловито, как и подобает старшей. Ей двадцать два, но из-за миниатюрной фигурки, присущей всем азиаткам, выглядит моложе. Если не заглядывать в лицо. Не по росту серьёзное, скупое на улыбки, чуть нагловатое. Лицо и тело уравновешивают друг друга и выдают реальный возраст.

– Да ещё калека, – поддержала подругу Дарения. – С протезом ниже колена.

Прикрыв рот ладонью, Лазарь изобразил пароксизм тошноты. Получилось весьма правдоподобно – что-что, а кривляться у него талант.

Марсен – конопатый мальчишка, до сих пор хранивший молчание, вскинул белёсую голову и громко доложил:

– Не слушай их, Лазарь! Сенс сказал, она клёвая!

– А ты чего лезешь, мелкий подхалим? – вспыхнула Айма.

– Сама дура! Ой!

Марс получил от японки подзатыльник, но в долгу не остался и тут же запустил пальцы в блестящие волосы девушки. На выручку Айме пришла Дарения и принялась шлёпать Марса ладошками по спине. Била она скорее для вида, чем для дела – неуверенно и не больно.

Лазарь встал с кресла, перешагнул через ноги дерущихся и открыл окно. В узкий прямоугольник форточки ворвался, точно под напором кузнечных мехов, студёный зимний воздух.

– Надо бы прикрутить котёл. Радиаторы на всю катушку жарят.

Сенсор с трудом угомонил Марсена и Айму, и втиснулся между ними, во избежание рецидива.

– Прикрутим. Ладно, Коломбо, колись давай. Когда и откуда узнал?

Адреналин вмешался в кровь, словно кто-то закачал его через шприц. Стало быть, победа. И новая Игра.

Лазарь уселся на подоконник, привалился спиной к холодному стеклу.

– Когда увидел твою тачку у ворот. До обеда ещё час, значит, ты приехал не обедать. Да и спальня твоя на один этаж выше кухни. Шторы задёрнуты, но спать тоже вроде бы рано. Диапроектора у нас нет, значит, вы тут не диафильмы смотрите. Зато вместо диапроектора у вас Дарения – показывает мультики про несчастную одноногую Хиросиму.

Японка цокнула языком:

– Хиросима – это город.

– А что «она», как узнал? – допытывался Сенс.

– По выражению лиц Инь и Ян. Так сопереживать могут только женщины и только представительницам своего пола.

– Чтоб ты знал – Ян, вообще-то, мужской архетип, – сардонически заметила Дара.

Лазарь наморщил лоб:

– Ну, должен же кто-то в вашей парочке выступать за мальчика.

Марсен и Сенсор прыснули со смеху, и даже девушки не смогли скрыть улыбки, коротко переглянувшись между собой.

– По оперативности, с которой нарисовался Сенсор, можно предположить, что девушка эта юная и привлекательная. А по роже Малого становится ясно, что там круче, чем в Диснейленде.

Лазарь давно уяснил себе, что для анализа людей, с которыми знаком достаточно долго, дедукция бесполезна, как бесполезна она дрессировщику обезьянки в том, чтобы понимать, что у неё на уме. На смену логике приходит простая наблюдательность, и когда обезьянка почешет однажды нос, и все вокруг решат, что у неё чешется нос, только дрессировщик будет знать, что чешется на самом деле не нос, а глаз.

Айма закатила глаза:

– Ладно, Сенс нашёл Инь. Отпусти пару сексистских шуточек насчёт меня и Дары и давай к делу

– Симпатичный Инь, – неохотно признал Сенсор. – Не в этом ведь дело…

Лазарь вопросительно посмотрел на Марсена.

– Там суперски! – охотно подтвердил мальчишка.

– Супер!

Лазарь легко соскочил с подоконника и зашагал к выходу из комнаты. День обещал быть насыщенным – ну, кто бы мог подумать!

– Да, и нам надо это обсудить, – серьёзно сказала Дара. – Ты куда намылился?

– Мылить руки. Обсудим за обедом. Важные дела на голодный желудок решать не рекомендуется.

2

Загородный коттедж, служивший домом Лазарю и его друзьям, имел достаточно внушительные размеры: вместе с мансардой получалось три этажа. Однако, несмотря на свои габариты, коттедж выглядел до того скудно, что посторонний человек, проходя мимо, мог подумать, что он ещё не достроен, не обжит, а то и вовсе брошен.

Деньги вкладывались в постройку беспорядочно, словно каждый этап работ определялся не прорабом, а колесом фортуны. Фасад здания был обложен снаружи кирпичом, остальным сторонам повезло меньше: они бесстыдно щеголяли дешёвыми керамзитовыми блоками, из которых собиралась коробка. Цоколь пытались декорировать каким-то серым ноздреватым камнем, но бросили на половине. Водосточные трубы отсутствовали, зато желоба для сбора дождевой воды стояли по всему периметру крыши. Деревянные наличники на окнах забыли покрасить, там и сям на них цвёл чёрно-зелёный грибок. И только две плоские дымоходные трубы на крыше могли выдавать присутствие жильцов, курясь сизыми струями дыма.

Участок перед домом оставили крохотный, места хватало только на одну машину, да на пару Т-образных шестов, соединённых бельевыми верёвками. От калитки в воротах и до крыльца тянулась через дворик битая асфальтовая дорожка. Крыльцо вело в небольшой тамбур с лавками для обуви и крючками для одежды, а тот в прихожую. Две несущие колонны слева от прихожей обозначали начало гостиной: обширного помещения с камином и резными двустворчатыми дверями на веранду, примыкавшую к западной стороне дома. Когда-то это была просто терраса, но потом к ней пристроили навес и огородили балюстрадой. Следом за гостиной располагалась просторная кухня, а за ней прихожая упиралась в винтовую лестницу на второй этаж.

На втором этаже было четыре спальни – по две с каждой стороны широкого прохода – и туалет в восточном конце. Спальни Лазаря и Сенса были смежными, каждая имела выход на общий и единственный в доме балкон, заменявший крыльцу козырёк. Мансардный этаж давно превратился в кладовку, забитую всяким хламом.

Внутренняя отделка коттеджа была под стать внешней. Убранство вокруг имело сумбурный, нищенский вид. Стены без обоев, грубо оштукатуренные, дощатый пол не окрашен. Мебель всюду разная, но одинаково старая и обветшалая. И только двери, словно близнецы братья, как на подбор – дорогие, из цельного древесного массива. Вероятно, покупались ещё до того, как хозяину стройки предоставили первую смету.