Максим Марух - Игра Лазаря

Она замерла перед Лазарем в позе колосса Родосского, полностью заслонив телевизор, и, казалось, вот-вот набросится на своего визави с кулаками.

– Он всё правильно понял, – ответил Лазарь. – А теперь либо отойди в сторонку, либо включи режим невидимости. И, если можно, неслышимости.

– Никуда я не отойду! – накручивала себя Дара. – Да я скорее выселю тебя в эту твою поганую нору, чем отдам Марса! Заключил сделку с Симоном, как мерзко... Ради этой, этой... – она задохнулась, подыскивая нужно слово, – суицидницы! Я просто не могу поверить...

– Тебе всё равно не встать между нашей любовью, – проговорил Лазарь невиннейшим из голосов. Когда лицо Дарении приняло соответствующий оттенок, пояснил: – Я про себя и телевизор, а ты что подумала?

Острый язычок Дары выскакивал изо рта и облизывал губы, делая её похожей на гадюку, которой наступили на горло.

В комнату вошла Айма, окинула ситуацию понимающим взглядом и сообщила:

– Он всё-таки разревелся. Я пыталась успокоить, как могла, но он наорал на меня и вытолкал за дверь. Сказал, завтра же уходит отсюда.

– Не знал, что Матвей такой чувствительный, – Лазарь подвинулся на диване так, чтобы телевизор снова попал в поле зрения.

Сарказм – ещё одна защитная реакция, работающая по принципу «лучшая защита – нападение». И, пожалуй, единственная в арсенале того, кто слишком горд для положения осаждённого. С одной стороны Лазарь хотел сказать, что идею вытурить мальчишку из дома ему навязал Меценат. С другой – он скорее застрелится, чем станет оправдываться. Оправдания удел виноватых. Удел осаждённых. А Лазарь никакой вины за собой не ощущал. Ну, или почти не ощущал.

– Он ещё шутит... – Айма уселась в вытертое вольтеровское кресло напротив камина. – Так держать, Лазарь... или, лучше, Иуда? Ты проверь, может, проекция уже сменила кличку?

Ещё одним из своих талантов Лазарь считал умение отключать в нужный момент слух. Как сейчас, например. Нотации Инья и Ян, точно по мановению кнопки «mute» на ПДУ телевизора, который Дарения снова загородила собой, превратились в «чёрно-белое» немое кино. Лазарь пребывал в этой сенсорной депривации до тех пор, пока в гостиную не вошли раскрасневшиеся с мороза Сенсор и Яника.

– Что происходит? – тут же спросил Сенс.

Дарения в красках и со вкусом поведала о причинах переполоха. Айма с видимым удовольствием поддакивала в нужных местах.

– Это правда? – серьёзно спросила Яника, когда они договорили.

– Нет, – коротко ответил Лазарь. – Но хорошо, что приехали. Теперь мне будет ещё легче не поддерживать беседу с «чёрным и белым».

Он действительно сказал «нет»? Это «нет» вырвалось самопроизвольно, стоило Янике спросить. Интересная подсознательная реакция. Ну, что ж – «нет» так «нет».

У Дары и Аймы повытягивались лица.

– Как это нет?! – взвилась Дара. – Ещё минуту назад было да!

– Мы, Иуды, такие переменчивые. Тебе бы не знать.

Яника подошла и встала бок о бок с Дарой.

– Лазарь, если из-за меня Марсу придётся вернуться на улицу, я сегодня же соберу вещи и съеду. Хочу, чтобы ты это знал.

Дарения бросила на Янику взгляд, который Лазарь сразу распознал – так смотрит обезьянка, неожиданно устыдившаяся самой себя.

– А я её отвезу, – пообещал Сенсор.

В руках он держал свёрнутую в рулончик газету, которую поминутно стягивал всё туже и туже.

– Принято, – согласился Лазарь и снял ноги с дивана. – А теперь, если не возражаете, займёмся делом. У нас тут ещё один несовершеннолетний, который скоро может оказаться в куда более холодном месте, чем улица. Айма, солнышко, в нашем клубе бесплатный вход только для членов... и девушек.

Мерно покачивая ногой в кресле, японка потянулась к карманам джинсов:

– Возьмёшь серебряниками?

– Уделала, – признал Лазарь. – Ну, хвастайтесь! Чего нашли?

Он ловко выхватил у Сенсора газетный рулончик и развернул его. Дарения, всё ещё сердитая, но уже заинтригованная, присела на краешек дивана.

На радость Лазаря, тему изгнания Марса незаметно замяли, как бывает с любой темой, кажущейся чересчур невероятной и чересчур безумной, чтобы отнестись к ней всерьёз. А зря. Всё предельно серьёзно. И всё же он сказал «нет». Это «нет» вылетело бездумно, на уровне порыва. И это беспокоило.

Оказалось, Сенсор и Яника довольно продуктивно провели утро. Посчитав необходимым детально разузнать о гибели Антона, они снова поехали к дому Энуо. Из расспросов местных старушек выяснилось одно важное обстоятельство, о котором забыли упомянуть «красная куртка» и сотоварищи. Под колёсами машины в тот злополучный день должен был умереть не Антон, а младший – Петя.

Братья ждали автобуса у школьной остановки, вокруг крутилось много ребят. Кто-то из мальчишек сорвал кепку с головы Пети и выбросил на проезжую часть. Тот кинулся догонять.

– На остановке топталась куча народу, но никто и глазом не моргнул, – рассказала Яника. – Только Антон не растерялся. Вытолкнул младшего прямо из-под колёс внедорожника, который уже не успевал затормозить. Сам погиб, но брата спас.

Дарения зажала рот ладошкой. Айма закусила нижнюю губу.

– И сразу увековечил себя в анналах местной хроники, – Лазарь долистал до страницы, где была дана небольшая заметка, освещавшая подвиг Антона на школьной остановке. – «Самый верный брат», – прочитал он вслух заголовок, набранный 24-м кеглем. – Это же июньский номер региональной «Комсомолки». Откуда достали?

– У меня читательский билет в публичке, – отозвался Сенсор. – Соседи рассказали, что Антон попал в газету, но не смогли вспомнить точно, когда. Тогда мы с Яникой запросили три месячные подшивки за прошлое лето, и в самой первой нашли это.

Айма не удержалась и подсела на диван к Даре.

Лазарь быстро пробежал текс глазами. Как он и ожидал, статью преисполняли пафос и краснобайство, а количество морализаторства в концовке вообще зашкаливало. Внизу страницы была чёрно-белая фотография, на которой чернявый мальчишка, очень похожий на Энуо (но, конечно, не он), одиноко стоял посреди пустынной улицы, свесив голову на грудь. Влажные от пота волосы острыми когтями обхватывали лоб, закрывая половину лица. На задний план фотографии была вставлена перебегающая дорогу куцая дворняга, призванная должным образом подчеркнуть драматизм ситуации.

Лазарь видел в собаке лишь символ того, что некоторые бездомные дворняги умеют переходить дорогу лучше людей. Сама фотография была настолько приторной, что ей не хватало только потёков патоки, «мироточащей» прямо из бумаги.

Лазарь защёлкал пальцами:

– Предположения, мысли, домыслы – что угодно.

– Он здесь такой одинокий, – Дара с похоронным видом разглядывала фотографию.

– Да, давай повздыхаем на эту тему, у нас же куча времени. Не будь Дуренией – это не он.