Юлия Зябрева - Дело о золотом песке

— А это я, гаджё Семён, Цыганка! Так можешь и называть, всё равно отчество не выговоришь… но, если хочешь, можешь попробовать обращаться ко мне так: многоуважаемая госпожа Сочина…

Аля обошла Семёнова по кругу, поигрывая попеременно платком и юбками. Чувствуя, что молчание затягивается, фыркнула:

— А вообще лучше бы ты нас не на вертолётной стоянке ждал, а на машине, да в гостиницу отвёз, чтобы мы вещи в номере оставили. А потом бы отвёз позавтракать, а потом и к вертолётам, и мы бы полетели на ваш этот прииск, «Западный», да?

— Кстати, да, — встал, отряхивая джинсы, Игорь. — Где нам вещи оставлять и где тут у вас кормят?

Семёнов пересчитал взглядом сумки и погрустнел. Валуйский уверенно подхватил самый большой баул и испытал чарующее мстительное удовольствие, когда хабаровский следователь обрадовался, что ему достался меньший груз.

Гостиница оказалась всего в пятнадцати минутах езды от аэропорта, а Семёнов, в свою очередь — владельцем вместительного «хаммера», так что далеко идти не пришлось. В номере Аля с большой неохотой временно попрощалась с широкой синей юбкой и сменила её на брюки цвета хаки с тысячей карманов, кармашков и потайных карманчиков: надо же было где-то раскладывать все жизненно необходимые вещи. И так часть пришлось переложить в рюкзачок, практически клон рюкзака Валуйского.

Ресторан при гостинице предложил богатый выбор блюд, и голодным не ушёл никто, особенно, местный следователь. Стало ясно, почему он столь широк в талии!

Когда Вадим-Семён извинился и отлучился, Игорь, дожёвывая стейк сёмги, спросил Алю:

— Слушай, а чего в твоём отчестве, Алевтина Юрьевна, такого сверхъестественного?

Сочина звонко рассмеялась, даже из-за соседних столиков обернулись:

— Да, по паспорту я Алевтина Юрьевна. Но, когда в таборе жила, меня Алмазой все звали. А моим приемным отцом был цыганский барон Джуро… в общем, зови меня просто — Алмаза Джуровна!

— Алмаза Дуро… — с готовностью начал Игорь и стукнул кулаком по столу: — Тьфу! Сглазила!

— Да, я старалась!

Вернулся Вадим.

— Я сейчас пилотам звонил, они готовы. Вы как?

Валуйский посмотрел на Сочину. Та кивнула.

— Да, мы готовы.

Вертолёт Ми-4Л показался Але похожим на инопланетного монстра. Таких когда-то обожал рисовать на полях тетрадок по математике Лёша, её ныне взрослый сын.

— Стрекоза! — усмехнулся Игорь, и Аля покачала головой:

— Нет, какая же это стрекоза. Это… чудище.

— Это не чудище! — сверкнул золотым зубом один из пилотов. — Это прелестное создание, и вы вскоре в этом убедитесь.

— А сколько лететь до прииска? — спросил Валуйский.

— Если пойдём на крейсерской… — начал золотозубый, но его перебил коллега постарше, с изящными провалами на месте двух резцов, верхнего и нижнего:

— То далеко не уйдём. Я быстрее ста километров эту машину вести не позволю!

— Значит, часа два, — огорчился золотозубый. — Но ничего, в хорошей компании время летит незаметно!

— Время-то да, а вот твоя гробарка будет вполне заметно грохотать в полёте!

Аля ещё раз окинула взглядом машину. Выкрашенная в страшный синий цвет, с устрашающе длинными серыми лопастями винта, на таких обманчиво хрупких колёсиках, в таких жарких керосиновых ароматах… Сочина потянулась к карману с картами, но не стала брать их в руки.

И так видела, что полёт пройдёт успешно. Вместо карт взяла сигареты и закурила. Пока то да сё, успеет подымить перед посадкой. Заодно успокоится.

По небу волнами плыли лёгкие облака, и Аля постаралась очистить мысли. Настроиться на поиск.

— Многоуважаемая госпожа Сочина!

— Молодец, гаджё, запомнил!

— Позвольте помочь вам подняться на борт нашего воздушного судна?

— Позволю, — согласилась Аля и протянула Вадиму руку.

Она впервые в жизни садилась в вертолёт, и ощущения обещали быть незабываемыми.

Сопровождать Валуйского и Сочину на прииск местные оперативники отправили десять человек. Эту группу возглавлял Семёнов. Аля удивилась, что пятнадцать человек (она посчитала и троих пилотов) могут свободно разместиться внутри такой маленькой «консервной банки».

Заработал мотор, и с оглушительным треском провернулся механизм винта. На минуту Сочина перестала слышать что-либо кроме грохота. Запахи бензина, керосина, машинного масла душили, пол под ногами опасно шатался, а когда взгляд наткнулся на лобовое стекло, за которым виднелось только синее небо в кисее полупрозрачных облаков…

— Так, я в окошко больше не смотрю, — пробормотала Аля, пристёгивая ремни.

— Полдень, — многозначительно сказал Костя, золотозубый пилот.

— Солнце в зените, — ещё более многозначительно добавил его старший коллега, Михалыч.

— Уже невысокое, — обрёк на грядущие беды скорой зимы третий пилот, Стася.

Все трое встали рядком на берегу Селемджи, устремив взоры вдаль, к горизонту. Солнце светило им в макушки, протягивая три тени по воде. Аля присоединила к ним четвёртую, Игорь — пятую. Опергруппа рассеялась на местности, судя по шуршанию пакетов — в поисках грибов.

На том берегу невысокие сопки прятались одна за другой, приветливо махал под ветром густыми ветками смешанный лес. Лиственные деревья уже примеряли золотистые и красные платьица, хвойные непреклонно зеленели.

Ветер сносил ароматы вертолёта в сторону, дышалось легко и свободно. Даже курить не хотелось. Головная боль медленно затихала, и Аля поглядывала на приземистые постройки метрах в двухстах от берега.

Там, где стояли пилоты, из воды сиротливо торчали недогнившие сваи. Раньше они служили опорой мосткам, но… шестнадцать лет прошло с тех пор, как прииск законсервировали. Некому было подновлять крепежи, сменить доски, вот и остались от мостиков… рожки да свайки. Кривые ряды источенных водой и жуками «пеньков» тянулись вдоль берега от места посадки вертолёта и до… интересно, как это называется? Бараки? Бытовки?

Сочина решительно развернулась и пошла к врастающим в землю домам с местами обвалившимися крышами. Игорь последовал за ней. Пилоты остались медитировать на Селемджу. Оперативники шуршали пакетами по кустам, перекликаясь, кто уже поймал маслят, а кто ещё не пригляделся.

— Трава не вытоптана, — отметил Игорь. — Мхом всё позарастало… вон, паутина вековая… не похоже, чтобы тут вели добычу золота.

— Угу, — отозвалась Аля, пристально вглядываясь в чёрные провалы небольших окон.

Дома оседали, срубы перекашивало, они выдавливали рамы из стен, и уже нигде не осталось ни одного целого стекла.

— Двери просели в землю, и с той поры их больше не открывали, — продолжал рассматривать местность Валуйский.